Жизнь Иисуса - [49]

– Равви учит, будто женившись на вдове, прелюбодействуешь! – возразил рассказчик.

– Он говорит о разведенных…

– Фарисеи и книжники ненавидят равви за правду и оговаривают его. Ты б, мил человек, шел отсюда, пока цел, чем повторять мерзкое перед Господом! – угрожающе проговорил бородатый здоровяк с разноцветными радужками глаз.

Человек в красном платке опасливо протиснулся в толпу.

– Кифа! – Иааков схватил здоровяка за рукав халата. Гигант настороженно посмотрел на Иаакова. – Я брат маленького равви! Помнишь в детстве, у ручья?

– А-а, – неуверенно протянул мужчина, и обежал глазами близстоящих. На двоих не обращали внимания, – храни тебя Господь…

На задних зашикали и толпа притихла. Передние передавали, что говорил учитель в синагоге. Слов было не разобрать, но люди тянули шеи и благоговейно внимали.

Солнце перевалило зенит. Выкрики от синагоги перекатывались эхом по площади. Иааков ощутил внутреннюю дрожь и огляделся. Люди напряженно слушали. От умиления у старичка рядом текли слезы. Старуха с трясущейся головой и бельмом, подставив сухую ладонь к уху, старалась разобрать хоть слово и не смела переспросить.

Иааков встретился взглядом с Кифой. Тот приставил палец к губам.

Тут, словно по воде пошли круги – толпа зашевелилась. Кто-то сказал, что равви вышел из синагоги. Люди тянули шеи и теснили передних. Послышалось: «Яви чудо!»

Затем толпа охнула и взвыла то ли от восторга, то ли от разочарования. «Что там?» – напирали задние, тщетно стараясь разглядеть. Одни говорили, будто прозрел слепой. Вторые – хромой бросил клюку. Третьи – поднялся расслабленный. Другие – ничего не произошло.

Толпа качнулась: десяток добровольцев освободили узкий проход. Но кто шел по проходу? – Иааков за головами не видел.

Он потерял Иехуду из вида и схватил Кифу за локоть.

– Кто он, что его так любят? – крикнул Иаков.

– Ты хочешь знать? Иди за мной, – сказал Кифа, и, не оборачиваясь, на полголовы возвышаясь над толпой, зашагал с площади. Иааков не отставал.

– Вы похожи, как в детстве. Ка б не горбатый нос и бритый рот, – гигант ухмыльнулся.

Иааков ничего не понял. Но догадался, что спрашивать не надо.

По сторонам мощеной дороги высились каменные зажиточные дома. Впереди шла толпа. Кифа остановился у трехэтажного особняка старшины города, на латинский манер с колонами и мраморными истуканами на тумбах. Улицу запрудил народ. Вход в особняк охраняли два стражника с копьями.

– Подожди, – бросил Кифа, протиснулся через людей и вошел в ворота.

За приоткрытой резной калиткой Иааков увидел человека со спины и услышал его раздраженное: «Кто брат мой? Вот братья мои! Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь». Слова показались Иаакову заученными, словно их произносили не раз. Затем на улицу выглянул Кифа, нашел Иаакова глазами и приказал слугам:

– Пропустите его!

Через мощеный белым камнем двор с фонтаном гигант провел Иаакова в дом. В небольшом зале с атрием люди укладывались на лежаки вокруг стола. Слуги подносили еду на серебряных блюдах. Кто-то позвал Кифу обедать. Тот не ответил.

В соседней комнате Иааков увидел женщину лет сорока пяти в черном. С ней – другую, красавицу лет тридцати с матовой кожей, и тоже в черном. В ушах дивы серебрились кольца, на запястьях – браслеты. Иааков, было, прошел мимо, но стал и удивленно воскликнул:

– Тетя Мирьям!

Женщина, что старше, подслеповато сощурилась, поднялась к племяннику, и они обнялись. Заметив нетерпение Кифы, Мирьям молвила:

– Иди! Равви ждет.

Двое оказались в уютной комнате с резной мебелью и стенами, обитыми розовым шелком. У окна во внутренний дворик с садом стоял рослый мужчина в гиматии и льняных одеждах. Его темно-русые волнистые волосы ниспадали на плечи. Он обернулся на сквозняк, мягко открывшейся двери, и улыбнулся Иаакову. Кифа оставил их.

– Храни тебя Господь, брат, – проговорил незнакомец. – Ты должно слышал у ворот, как я гнал тебя. Прости. Теперь родня приходит. Просит денег или чтобы я заступился. Я их гоню. Настанет день, когда они отрекутся от меня, чтобы спасти свои жизни.

За аккуратно стриженой бородкой и усами мужчины Иааков не узнавал лица. Знакомыми ему показались лишь красивые черные глаза с длинными ресницами…

– Йоше? – изумленно воскликнул Иааков.

Братья ступили навстречу и крепко обнялись. Затем, взявшись за плечи, осмотрели друг дружку с ног до головы, и снова обнялись.

– Рассказывали, ты утонул! Затем, говорили – Мирьям вернулась! А о тебе – ни слова!

Йехошуа скинул плащ. Иааков – халат. Братья улеглись на лежаки у стола из резного дерева.

– Мне говорили о тебе, – сказал Йехошуа. – Ты выбрал свой путь.

– Ты тоже. Что все это значит? – спросил Иааков, озираясь. – Ты живешь, как князь.

Йехошуа вяло отмахнулся.

– Николай отдал нам полдома за малую услугу. Я спас от смерти его сына. Чаще наша крыша – небо над головой.

– Так это ты…спаситель, о котором все говорят?

– Ты сказал! – Взгляд Йехошуа стал колючим, словно, его принудили произнести то, чего он не хочет. – У мальчишки всего-то была горячка. Любой лекарь справился бы с недугом. Но он единственный наследник и его отец испугался.