Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной - [40]
Вообще, неуемная энергия Нины Михайловны и ее неспособность долго находиться на одном месте, по-видимому, доставляли немало беспокойства членам ее семьи, переживавшим за свою чересчур шуструю и одновременно не совсем мобильную родственницу. Но очень часто попытки удержать Н. М. Субботину дома, в лоне семьи и, соответственно, в безопасности, заканчивались либо тем, что половина семейства отправлялась с ней (как это было с поездкой в Бургос на солнечное затмение), либо ничем: Нина Михайловна не боялась поступать так, как считала нужным. Например, в январе 1905 г. после расстрела мирной демонстрации и последовавших общественных беспорядков, имевших место в С.‐Петербурге, Сергей Михайлович Субботин (брат Нины Михайловны) писал Борису Алексеевичу Федченко: «Какие ужасные времена переживаем. Последняя попытка мирного разрешения насущных нужд так кончилась. Царь хотя бы вспомнил Эдуарда Английского, который не погнушался выйти к рабочей толпе и выслушать их требования. <…> впоследствии народ в долгу не останется. Ты, верно, слыхал, что убиты 2 ст[удента] Горного института Лури и Шпилев, оба они были в самых хороших отношениях с братьями. <…> Все ли спокойно было у Вас на Песочной[448]? Был ли ты у папы с Олегом[449] и слыхал как они сидели в осаде, а в нижнем этаже толпа била стекла? Папа присылал каждый день по нескольку телеграмм, чтобы Нину не пускали в Москву, а мы чтобы все жили до Масленицы в Собольках, но Нина все-таки удрала 11-го в Москву и вернулась только сегодня 14-го, к своим именинам. <…> В Москве все так перетрусили 12-го под Петербургским впечатлением, что сидели по домам и улицы были пустынны и все было очень тихо. Был ли ты в Москве на земском собрании?»[450]
Рис. 16. Н. М. Субботина на крыльце дома в Собольках перед отъездом (вторая справа). 1900-е гг. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Кажется, что Нина Михайловна торопилась успеть везде. Помимо учебы, астрономических наблюдений, различных работ и пр., она посещала заседания Русского астрономического общества[451], активно участвовала в жизни Физического отделения Русского физико-химического общества[452], не пропускала доклады в Русском географическом обществе[453] и в Физическом институте[454]. Никакое новое начинание не проходило мимо ее внимания. Например, 30 ноября 1907 г. она писала Н. А. Морозову: «Получили ли Вы просьбу участвовать в новом Астр[ономическом] журнале и согласились ли? Я согласилась, хотя еще ничего не задумала написать»[455].
Она поддерживала переписку с астрономами, чьи научные интересы совпадали с ее собственными. «На днях я получила письмо из Ташкента, — сообщала она Н. А. Морозову 31 октября 1906 г., — Сикора[456] пишет, что еще ровно ничего не выяснилось о затмении — кто и куда поедет![457] Значит мы знаем больше его! Я ему кое-что уже написала о франц[узской] и немецкой экспедиции. Ах, как будет хорошо, если удастся и нам попасть туда! По очень многим причинам я не смею мечтать об этом, но если… ах, как будет хорошо!!!»[458] — и др. Неудивительно, что Субботина чувствовала себя несколько ошеломленной. «Мысль у меня бросается сразу на 1000 вещей, хочется писать роман, хочется работать красками, — и все это совершенно не годится для серьезной математической работы… Что Вы делаете, когда мысли бегут за 1000 верст?» — писала она Н. А. Морозову 29 августа 1907 г. И продолжала далее: «Хочется написать большую повесть и назвать ее „Скользящие тени“ и вывести там тех людей — настоящих людей, которых Бог послал мне повстречать на пути. И хочется проследить их взаимоотношения, хочется подметить то характерное, что есть во всех этих людях науки, искусства, литературы, и жизни наконец, но чувствуешь, что так еще мало разобралась во всем, так мало видела, что надо еще много жить и много думать, чтобы изображения всех этих „ombres volantes“[459] нашего времени вышли жизненны и правдивы…». И тут же вдруг замечала: «А еще я сейчас много философствую и меня ужасно интересует Лев Толстой, очень хочется поговорить с ним самим о многом — я с ним во многом не согласна, но он меня тянет к себе. Слетать к нему в Ясную Поляну? Что Вы о нем думаете? Нравится он Вам? Поедемте вместе?»[460]
Как заметила М. Н. Неуймина: «…она не замыкалась в кругу узких специальных знаний. Ее интересовали решительно все отрасли науки; она увлекалась археологией, историей, зачитывалась художественной литературой. Ее богатая натура четко откликалась на все события современности»[461]. Субботина была так полна жизненных сил, что не могла ограничить свои интересы чем-то одним. «…при иных условиях может быть из меня вышел бы художник, я чувствую это!» — писала она, например, М. А. Островской-Шателен 28 декабря 1907 г.
