Жизнь и творчество Александра Грина - [30]
Чтобы в полной мере обнаружить эти связи, потребовалась бы большая специальная работа, я же ограничусь несколькими примерами, убедительными для каждого внимательного читателя. Ну, присмотритесь: разве герой-повествователь в рассказе «Серый автомобиль» не родной брат гоголевского Поприщина из «Записок сумасшедшего»? Та же страсть бедняка к богатой красавице и мания величия, постепенно овладевающая мозгом рассказчика, жуткая смесь уязвленного самолюбия с дьявольской гордыней, вещих озарений с бредом. И тот же горестный конец человека, чей рассудок не вынес насилия безжалостной действительности. Конечно, у Грина другой язык, приметы иной эпохи, а главное, характер его героя, по первому впечатлению, совсем не схож с поприщинским. Но тем важнее, что драма, переживаемая ими, одна. Грин обращается к Гоголю, как к собеседнику, увидевшему эту вечную драму в иной декорации, с другими актерами.
Понятнее станет и рассказ «Земля и вода», если взглянуть на него под углом зрения пушкинской традиции. Сопоставление напрашивается: «Медный всадник». По если в «Сером автомобиле» автор не спорит с классиком, а словно обменивается с ним печальным всепонимающим взглядом через голову своего героя, то в «Земле и воде» есть элемент спора. Пушкинскую поэму можно (хотя не надо бы) понимать как прославление державной власти, невзначай растоптавшей судьбу Евгения. В школе нас учили, что «маленького человека», конечно, жаль, но главное, что «побежденная стихия» должна смириться, а град Петров будет стоять «неколебимо, как Россия». Это было грубо упрощенное, но все же возможное толкование, которое удавалось подкрепить соответственно подобранными цитатами. Грин же с молодой залальчивостью отрицает самую возможность подобного хода мысли.
Во-первых, стихия в его рассказе не побеждена. И явно непобедима. «Снилось мне в черном небе огненное лицо Бога, окруженное молниями», — говорит рассказчик, и эти слова приводят на память строки другого русского поэта, «Последний катаклизм» Федора Тютчева:
Сведя воедино пушкинскую и тютчевскую темы, Грин разрешает конфликт по-своему. Когда чудом уцелевшие, до полусмерти измочаленные герои находят друг друга среди трупов и развалин погибшего города, повествователь вспоминает, о чем они говорили перед началом бедствия. О некоей Мартыновой, безответной любовью к которой мучился его друг.
«— Теперь ты забыл ее? — крикнул я в ухо Вуичу.
Он смутно понял, скорее угадал мой вопрос.
— Нет, — ответил он, вздрагивая от холода, — это больше, чем город».
Положим, Пушкина Грин бы этим не удивил, и конечно, сам это понимал. Ведь Евгений сказал бы то же: что ему державный град, когда милая мертва? Но здесь его глухое, бессильное «Ужо тебе!» развертывается в метафору трагической стойкости души, хранящей свое единственное сокровище — любовь — хоть перед лицом гневного божества, хоть под копытами каменного истукана.
Между тем манера Грина настолько оригинальна, что эта непохожесть отводит глаза читателю, мешая осознать его связь с традицией. Кажется, никто так и не заметил, что рассказ «Убийство в Кунст-Фише» строится на ситуации, повторяющей «Каменного гостя». Атмосфера, настроение гриновской прозы настолько отличаются, что самоочевидное сюжетное сходство с маленькой трагедией великого поэта становится почти неуловимым.
Рассказ «с секретам», как хитрая шкатулка, которую можно осмотреть, так и не обнаружив двойного дна. Не вступая открыто в состязание с Пушкиным, автор берется обыграть тот же сюжет так, чтобы его никто не узнал. Ддя художника подобный литературный маскарад в своем роде игра, но не шутка. Особенно если партнер в этой игре не кто-нибудь — Пушкин.
Так называемый «иностранец русской литературы», Грин по опыту жизни и творчества принадлежал России, по вкусам и пристрастиям был гражданином мира, немалую часть которого составляет та же Россия, а по складу таланта — волшебником, которому и целый мир тесноват. Создав свой, он сделал его и заповедным, и открытым. Ко всему, что трогает его душу, автор-демиург гостеприимен, как чародей Бам-Гран из «Фанданго», широким жестом представляющий пришельцу из заледенелого Петрограда «Зурбаган в мае, в цвету апельсиновых деревьев, хороший Зурбаган шутников, подобных мне!»
В отечественной словесности Грин имел не только предшественников. Наследников тоже. В частности, многое почерпнул у него Набоков, о котором не стану говорить, так как не очень люблю этого близкого к гениальности писателя, а объяснять, почему, здесь не место. Но если не лень, вы сами можете сличить гриновскую манеру письма, скажем, со стилем романа Набокова «Приглашенье на казнь». Это интересно: бесконечно разные авторы порой так близки стилистически, словно…, право же, словно мистер Джекил и мистер Хайд из страшной повести Стивенсона вздумали заняться писательством. (У Грина есть рассказ, тоже, конечно, страшный, о человеке, в котором жили две души — «Ночью и днем»* Но это к слову).
Особого разговора заслуживает разительное сходство Бам-Грана с Воландом, как и рассказа «Фанданго» с некоторыми сценами булгаковского романа. Об этом сходстве упоминала М.Чудакова (вообще должна предупредить вас, читатель, что далеко не все, о чем здесь говорится, я придумала первой). Грозные и галантные, великодушные и опасные, два демона-шутника в царстве духа владеют разными областями. Воланд дарует Мастеру и Маргарите «покой», тихий приют, где истерзанным сердцам уготован вечный отдых. Бам-Гран показывает Кауру мир, пронизанный горячим солнцем, полный страсти и веселья, — не навек, а на тридцать минут. Воландов подарок пугает бесконечностью, в глубинах которой блаженство отдохновения не обернется ли мукой ада? Милость Бам-Грана мучает мимолетностью: увидеть рай, чтобы через полчаса вернуться в Петроград, тоже страшно, хотя герою «Фанданго» испытание по плечу и по сердцу.
Ирина Васюченко — родилась в 1946 году в Харькове. Окончила МГУ, русское отделение филологического факультета. Начинала как критик в середине 70-х гг., в конце 80-х занялась литературным переводом с французского. Автор повестей “Лягушка в молоке” (под псевдонимом Н.Юченко; “Дружба народов”,1997, № 10) и “Автопортрет со зверем” (“Континент”, 1998, № 96). Живет в Москве.
Литературный критик и переводчик, Ирина Васюченко получила известность и как яркий, самобытный прозаик, автор повестей «Лягушка в молоке», «Автопортрет со зверем», «Искусство однобокого палача» и романов «Отсутственное место» и «Деточка» (последний вышел в «Тексте» в 2008 г.).Действие романа «Голубая акула» происходит в конце прошлого — начале нынешнего столетия. Его герой, в прошлом следователь, а после революции — скромный служащий, перебирающий никому не нужные бумаги, коротает одинокие вечера за писанием мемуаров, восстанавливая в памяти события своей молодости — таинственную историю одного расследования, на которое его подвигнула страстная любовь.
В этой книге историю своей исключительной жизни рассказывает легендарный Томи Лапид – популярнейший израильский журналист, драматург, телеведущий, руководитель крупнейшей газеты и Гостелерадио, министр юстиции, вице-премьер, лидер политической партии… Муж, отец и друг… В этой книге – его голос, его характер и его дух. Но написал ее сын Томи – Яир, сам известный журналист и телеведущий.Это очень личная история человека, спасшегося от Холокоста, обретшего новую родину и прожившего выдающуюся жизнь, и одновременно история становления Государства Израиль, свидетелем и самым активным участником которой был Томи Лапид.
Президентские выборы в Соединенных Штатах Америки всегда вызывают интерес. Но никогда результат не был столь ошеломительным. И весь мир пытается понять, что за человек сорок пятый президент Дональд Трамп?Трамп – символ перемен к лучшему для множества американцев, впавших в тоску и утративших надежду. А для всего мира его избрание – симптом кардинальных перемен в политической жизни Запада. Но чего от него ожидать? В новой книге Леонида Млечина – описание жизни и политический портрет нового хозяина Белого дома на фоне всей истории американского президентства.У Трампа руки развязаны.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.