Жизнь и творчество Александра Грина - [28]
— 0 расширений избирательных прав низших сословий…
— Тоже.
— О законе против цыган…
— Еще бы!
— О налоге на роскошь..
Ингер обиженно замолчал.
— Ну, — посмеиваясь, продолжал Бангок, — что-нибудь о народном быте?
«Дьявол Оранжевых вод»
Грин не признавал искусства, занятого разрешением социальных проблем. Неприятие было вызывающим. Даже настолько, что ради его демонстрации он вводил в свои произведения эпизоды, в этом смысле тенденциозные, то есть с точки зрения чистого искусства как раз необязательные. Зачем, например, понадобилось в контексте «Блистающего мира», чтобы герой романа был курильщиком?
Ради одного единственного абзаца. Вот он: «Друд взял книгу. — „Искусство, как форма общественного движения“, — громко прочел он и выдрал из сочинения пук страниц, приговаривая: — Книги этого рода хороши для всего, кроме своей прямой цели»
Подобная запальчивость выглядела бы наивной, если бы не надвигались времена, когда искусство подверглось чудовищной идеологической агрессии. Грин раньше многих оценил размеры катастрофы. У этого поборника искусства для искусства было поразительное соцнальное чутье. Читая его, натыкаешься на прозрения порой такого масштаба, что их так и тянет торжественно назвать пророчествами. Но они всегда возникают между делом: Грин берется за перо совсем не ради них.
Об этом можно бы написать отдельную книжку (представляю, с каким сарказмом отнесся бы к ней Грин), но ограничусь кратким перечислением острейших мировых и отечественных проблем двадцатого столетия, понятых писателем так глубоко и тонко, как и сегодня мало кто понимает их. Попробуйте, например, прочесть такие рассказы как «Лунный свет» и «Серый автомобиль» с точки зрения вопросов экологии, психологии, культуры в эпоху НТР. Писатель не произносит этих набивших оскомину засушенных слов (к тому же аббревиатура НТР вошла в обиход позже), он говорит на языке поэзии и пускает в дело увлекательные беллетристические приемы. Но существо проблем благодаря этому выступает только отчетливей.
А вспомните, как верно воспроизводится состояние эмоциональной и интеллектуальной перегрузки современного сознания в «Возвращенном аде», как монолог доктора Брантома из «Блистающего мира» похож на рассуждения нынешних парапсихологов, какие знакомые читательские ассоциации возникают, когда Бангок грозится поведать слушателю «о психологии рыжей и пегой лошади, историю уздечки, власть чернозема и деспотизм суглинка, о предродовых болях, ткацком станке и вареном картофеле». Хоть и в карикатурном виде, здесь можно узнать одно из мощных направлений отечественной прозы второй половины двадцатого столетия, а Грин-то писал этот рассказ ве позже 1913 года.
О том, какие выразительные и зловещие человеческие типы подчас являлись из-под его пера, уже шла речь. Но кошмарнее всего, что это были еще и типы исторически перспективные. Тот же Блюм в «Трагедии плоскогорья Суан», когда писался рассказ, еще «был ничем», но лет двадцать спустя в российской действительности ему предстояло «стать всем». Как же! Ведь бредовая мысль об уничтожении тех, кто имеет в жизни «зацепку», иногие годы претворялась в действие на уровне государственной политики. Такие люди оказались неудобны победившему режиму. Даже самые смирные из них или, что тоже бывало, преданные новой власти становились неуправляемыми, когда стальная рука партии хватала и душила то, что было им дорого.
Крестьянин не хотел отдавать землю. Ученый — пренебречь истиной в угоду идеологии. Художник — творить «под мудрым руководством». Сын — отречься от опальных родителей… Все это были обреченные. Им не было числа. Карьера капитана (майора, полковника, генерала) Блюма была обеспечена. Поротый в детстве Чугунов из «Жизнеописаний великих людей» тоже дождался своего часа. Товарищу Чугунову наверняка поручили управлять делами культуры. В его отношении к ней была та специфическая смесь невежества, наглости и раздражения, что весьма ценилась как «здоровое пролетарское чутье».
Но ни тот, ни другой, пожалуй, не преуспели бы так, не будь на свете третьего — статистика Ершова из рассказа «Фанданго». Обозленного бедолаги, что устраивает публичную истерику профессору Бам-Грану и его спутникам, явившимся в Петроград с тем, что сегодня назвали бы гуманитарной помощью.
Странные это были гости и странные подарки. Кроме съестного, «испанцы» навезли жителям голодающего города заморских шелков и ароматических свеч, причудливых раковин, мандолин и гитар. Огромное вышитое покрывало сказочной прелести переполнило чашу ершовского терпения. Несчастный стал кричать. Он вопил про то, что было истинной правдой: о тяготах быта, о грязи и нищете, короче, все, что и теперь услышишь в любой очереди. «Масла мало, мяса нет, — вой! — надрывается Ершов. — А вы мне говорите, что я должен получить раковину из океана и глазеть на испанские вышивки! Я в ваш океан плюю! Я вашим шелком законопачу оконные рамы! Я гитару продам, сапоги куплю! Я вас, заморские птицы, на вертел насажу и, не ощипав, испеку! Я… эх! Вас нет, так как я не позволю!»
И совершается безотрадное чудо. По слову этого жалкого человека, увы, выразившего чувства большинства присутствующих, диковинные посетители вместе со своими отвергнутыми дарами растворяются в воздухе. Но прежде Бам-Гран произносит… пророчество? проклятие? — судите сами:
Ирина Васюченко — родилась в 1946 году в Харькове. Окончила МГУ, русское отделение филологического факультета. Начинала как критик в середине 70-х гг., в конце 80-х занялась литературным переводом с французского. Автор повестей “Лягушка в молоке” (под псевдонимом Н.Юченко; “Дружба народов”,1997, № 10) и “Автопортрет со зверем” (“Континент”, 1998, № 96). Живет в Москве.
Литературный критик и переводчик, Ирина Васюченко получила известность и как яркий, самобытный прозаик, автор повестей «Лягушка в молоке», «Автопортрет со зверем», «Искусство однобокого палача» и романов «Отсутственное место» и «Деточка» (последний вышел в «Тексте» в 2008 г.).Действие романа «Голубая акула» происходит в конце прошлого — начале нынешнего столетия. Его герой, в прошлом следователь, а после революции — скромный служащий, перебирающий никому не нужные бумаги, коротает одинокие вечера за писанием мемуаров, восстанавливая в памяти события своей молодости — таинственную историю одного расследования, на которое его подвигнула страстная любовь.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.