Жизнь и творчество Александра Грина - [31]
Итак, Грин, подобно Булгакову и даже раньше него, дерзает вступать в области рая и ада. Его герои, склонные к предельным душевным состояниям, чувствуют себя там, как рыба в воде. Гении прошлого, отечественные и заморские, тоже обрели приют в этом фантастинеском царстве, живут в памяти и умственном обиходе его жителей, а также, что еще важнее, его создателя… «Понятно, — скажете вы. — Подобралась компания аристократов духа. А мне что там делать?» То есть я, конечно, надеюсь, что вы такого не спросите. И однако вы имеете на это право. Попробую ответить.
ВЕСТЬ С ВОЛИ
Что знаем мы о себе?
«Золотая цепь»
Когда говорят о так называемых высоких материях, многим кажется, что это не про них. Что заниматься такими вещами — работа для философов и поэтов, прочим до этого и дела нет. Распространенность подобного заблуждения отчасти виной тому, что люди, и не только юные, зачастую очень мало знают о себе..
Но даже если допустить, что здесь нет ошибки, Грин и тогда останется интересным собеседником. Этому писателю о человеческой природе известно множество вещей, причем не только романтических, демонических, возвышенных и пр. Давно замечено, что в описании душевных состояний своих персонажей он достигает такой медицинской достоверности, как если бы был ученым психиатром, причем современным, а не начала прошлого века.
«Объем знаний Грина в этой области, точность изображения сложных психических процессов вызывают сегодня удивление специалистов, — подчеркивает литературовед В. Ковский в статье „Возвращение к Александру Грину“ („Вопросы литературы“, 1981, № 10). И вспоминает слова известного психофизиолога профессора Р.Лурия, который утверждал, что „никто из писателей не сумел так блестяще описать функции головного мозга“, создать такую „поразительно точную и расчлененную картину деятельности нейронов“ его коры, как А.Грин».
Такое признание в устах ученого дорогого стоит. И стало быть, все, о чем повествует Грин, кровно касается нас с вами независимо от того, одарены ли мы бессмертной душой и поэтическими стремлениями. Ведь не признать себя обладателями головного мозга было бы странно. А если без шуток, редкое и драгоценное именно для вас, читатель, свойство Грина состоит в том, что его проза, такая легкая и увлекательная, вместе с тем подводит к слож- ным сущностям и загадкам бытия.
Вполне ли сознает это подросток? Скорее — нет. Чувствует ли он это? Несомненно, да. Но чувство, что понимаешь не все, в этом случае не побуждает к мозговому напряжению, которое было бы тщетным. Так сказочный герой, попав в пещеру, полную сокровищ, сразу смекает, что всего не унести. Значит, что поднимет — в мешок, что не по силам — останется в памяти, в глазах, видевших волшебные переливающиеся груды.
Этот блеск долговечен. Через много лет, открывая Грина, находишь ту же колдовскую игру фантазии, мысли, страсти, света и тени. А ведь столько книжек, встарь любимых, успели потускнеть, и уж не отыщешь золотых ключиков, которыми когда-то отпирались двери в их цветной мирок. Впрочем, сравнение некорректно. В ту пору Грин был для меня не просто одним из любимых авторов. Встреча с его книгами стала событием чрезвычайным — тем, что сам писатель назвал бы «нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя».
… Дом стоял на отшибе. И не дом это был, а низенький, на скорую руку утепленный сарай. При всей бедности подмосковного поселка пятидесятых годов в таких халупах не жил никто, кроме нас — людей пришлых и, по общему мнению, чудаковатых. Зато вокруг благодать — поле, редкие сосны, овраги. После скучных классов и пыльных коридоров школы, после тесных улочек, где за каждым углом могли поджидать мальчишки (Сколько на этот раз? Бежать или драться?) этому клочку простора не было цены. Там, в поселке, оставались педагоги с их назойливыми поучениями, мимолетная приязнь и непредсказуемая агрессивность сверстников, тетрадки и учебники, утренники и линейки. А здесь все было моим — трава, деревья и книги, с которыми тоже хорошо было удирать в поле…
И все-таки, если смотреть с поля, поселок казался уютным. Особенно на закате, когда стволы сосен и стекла в окнах домов нежно золотились, а вдали на фоне краснеющего неба с благородной четкостью рисовался силуэт старой башни. Она давно меня занимала, и однажды наперекор привычке самостоятельно находить объяснения загадочным явлениям я спросила бабушку:
— Что это?
— Бывший монастырь, — ответила она неохотно. — Теперь там, говорят, тюрьма. Политическая.
— Какая?
— Ну, в ней сидят не воры и бандиты, а приличные люди. Они хотели, чтобы у страны было другое правительство, думали, так будет лучше. Вот их и посадили туда, чтоб не мешали.
Если бы бабушка знала, какую бурю поднимут ее слова в восьмилетней внучкиной голове, она бы, конечно, остереглась. В доме не говорили при детях о политике. Этого решения старшие придерживались с твердостью матерых конспираторов: поныне удивляюсь, как бабушка тогда проболталась. И тут же мое воображение, уже к этому возрасту распаленное приключенческим чтивом, показало, на что оно способно. Пропустив мимо ушей неинтересные слова о правительстве, я сосредоточилась на страданиях узника (почему-то он в моей истории был один). Когда-нибудь он совершит побег. Он спрячется неподалеку в овраге… ну, хоть потому, что подвернет ногу и до леса не добежит. Его настигнут, но в последнюю минуту появлюсь я. Я обману преследователей, спрячу беглеца на чердаке так, что ни одна душа не найдет, я достану еду и одежду…
Литературный критик и переводчик, Ирина Васюченко получила известность и как яркий, самобытный прозаик, автор повестей «Лягушка в молоке», «Автопортрет со зверем», «Искусство однобокого палача» и романов «Отсутственное место» и «Деточка» (последний вышел в «Тексте» в 2008 г.).Действие романа «Голубая акула» происходит в конце прошлого — начале нынешнего столетия. Его герой, в прошлом следователь, а после революции — скромный служащий, перебирающий никому не нужные бумаги, коротает одинокие вечера за писанием мемуаров, восстанавливая в памяти события своей молодости — таинственную историю одного расследования, на которое его подвигнула страстная любовь.
Ирина Васюченко — родилась в 1946 году в Харькове. Окончила МГУ, русское отделение филологического факультета. Начинала как критик в середине 70-х гг., в конце 80-х занялась литературным переводом с французского. Автор повестей “Лягушка в молоке” (под псевдонимом Н.Юченко; “Дружба народов”,1997, № 10) и “Автопортрет со зверем” (“Континент”, 1998, № 96). Живет в Москве.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.