Жизнь и судьба Василия Гроссмана ; Прощание - [83]

Дальше «Правда» разбирает отношение А. Белика к партийности литературы, как определена она Лениным. «Правда» пишет:

«Невежественный и недобросовестный критик А. Белик не задумываясь переносит ленинскую оценку буржуазной литературы на советскую литературу: „Ведь и по сей день, — пишет он, — в сознании некоторых литераторов не искоренены еще пережитки торгашеских отношений, бюрократизма, элементы карьеризма“.

Такой вульгарный, в корне неправильный взгляд определяет недоброжелательное, заушательское отношение А. Белика к советским литераторам» (Правда, 1950, 30 марта)[60].

Сейчас, когда XIX съезд партии развил перед нами огромную позитивную программу, суть заключается в том, чтобы бороться за повышение идейно-художественного уровня нашей литературы. И здесь эти новорапповские «деятели» обязательно встают в число наших противников.

Хочу остановиться на том, как действуют различные виды наших противников в литературе и искусстве. Каким путем могут космополиты, буржуазные националисты, формалисты примоститься к этим требованиям и задачам повышения художественного уровня на основе нового идейного качества, которое поставлено XIX съездом партии?

Один из способов, который нам хорошо известен, — это как бы хорошо ни было написано произведение, найти в нем такое со стороны художественной, что не отвечало бы уровню требований, которые поставлены XIX съездом партии. И наоборот, если в произведении существуют идейные недостатки или произведение является идейно порочным, как, например, роман В. Гроссмана, именно благодаря наличию пороков раздувать его художественные достоинства и поднимать на пьедестал.

Но к этому прибавляется и новый способ — противопоставления одного произведения другому. Противопоставить произведение Гроссмана другим произведениям, чтобы с его помощью их разгромить.

Хочу привести пример из нашей практики. Возьмите хотя бы то, что произошло в секции прозы. На первом обсуждении первой книги романа Гроссмана «За правое дело» такие люди, которые нашей общественностью не раз разоблачались как проводники космополитических идей, — Субоцкий, Бровман и другие, — на какой пьедестал они подняли роман Гроссмана!

«Мне кажется, что новый роман Гроссмана, — говорит Субоцкий, — будет панорамой нашей эпохи. Не только эпохи Отечественной войны, но и эпохи социалистической…»

Так выступает и Бровман. А Авдеенко говорит: «У меня не хватает эмоций, образования, может быть, уменья, чтобы оценить эту книгу» (с места: это — правильно!). И далее здесь Авдеенко, вольно или невольно, сознательно или нет, но является проводником этих новорапповских тенденций, старается с помощью романа В. Гроссмана разгромить роман Константина Симонова «Товарищи по оружию».

Авдеенко говорил на заседании:

«В этой связи мне хотелось бы поставить рядом с романом Гроссмана роман Симонова (ему невыгодно, что в № 10 журнала печатаются одновременно эти два романа). Все признаки эпопеи установлены в романе Симонова, но герои Симонова модернизированы, в частности, под рамки героев Гроссмана. С другой стороны, они принижены на страницах романа, что можно легко доказать».

И дальше:

«Роман Симонова плоский, как монгольская пустыня. Таким же языком он написан».

Голос: Это просто счеты с Симоновым.

Авдеенко неверно, бессознательно космополитически воспринял роман Гроссмана, а, с другой стороны, с помощью новорапповщины вышибает роман Симонова романом Гроссмана. Он говорит: «Роман Гроссмана с первых же страниц берет меня в плен, облагораживает. Я писатель не такой уж плохой по сравнению с Гроссманом, но я хочу писать так же, как Гроссман».

Товарищи! Пересечение действий, то есть совпадение в действиях целого ряда вредных, чуждых нам идеологических построений, — это не ново.

В чем чуждость и враждебность всех построений Гурвича? Ведь на чем все построено? Здесь он смыкается с новорапповцами: нет ничего положительного, учиться нечему, — то же самое, что говорят новорапповцы. Дальше с помощью романа Ажаева «Далеко от Москвы» — хорошего романа — выпихивается все хорошее из литературы. Космополит желает того же, что и рапповец, потому что это выгодно.

Вот возьмите хороший спектакль, который идет в детском театре, — «Павлик Морозов», в другом детском театре идет «Конек-Горбунок». В оценках начинают всячески возвеличивать спектакль «Конек-Горбунок» и всячески хулить «Павлика Морозова». Для чего это делается? Конечно, «Конек-Горбунок» — хороший спектакль, но воспитательное значение «Павлика Морозова», где поставлены вопросы классовой борьбы, огромно.

Пьеса Губарева «Павлик Морозов» отличается довольно крупными недостатками художественными, но это чистая пьеса, она дает хорошую основу, там есть чистые сильные образы, воспитательное значение этой пьесы большое.

Выпихивание при помощи «Конька-Горбунка» «Павлика Морозова» — это есть маневр противника.

Возьмите такую вещь. Идут «Новые люди» в театре имени Ленинского комсомола. Это написано по роману Чернышевского «Что делать?». Это огромного воспитательного значения спектакль, пользующийся огромным успехом, особенно у молодежи. А на малой сцене Театра Советской Армии идет «Мастерица варить кашу» — небольшая сатирическая пьеса, написанная Чернышевским, когда он находился в заключении, показывающая блеск его ума и таланта. Но это сделано режиссером, у которого были явления формалистического толка, и туда внесена сцена танцев, где балерины в лаптях танцуют балетные танцы, и постановщики нашли место, чтобы включить этот формалистический трюк.