Жизнь и смерть на вершинах мира - [62]

Войдя в долину Варуна, мы как бы вышли из-под влияния тропической части Азии и перешли в ее умеренный пояс, хотя главный гребень Больших Гималаев удален от нас еще на несколько десятков километров к северу. Конечно, в географии животных и растений нет таких четких границ, которые можно было бы целиком перенести со схематической карты в природу. Но, принимая во внимание перевес ряда факторов, можно все же сказать, что Барунская долина принадлежит к умеренному поясу Азии, к ее палеарктической зоне.

Гималайские фазаны

Третья точка научных исследований на пути вверх по Барунской долине — это Тадоса (3950 метров). В этом месте резко меняется направление долины и характер ее продольного профиля. Теперь это узкий проход, связывающий два различно сформированных уровня долины. По нему же проходит верхняя граница леса. Здесь не только кончается плотный пихтовый древостой (выше пихты растут лишь отдельными островками среди густых зарослей березы, рододендрона и ивы), но и существенно изменяется климат. Это подтверждается уменьшением количества эпифитов, на деревьях сохраняются только некоторые малозаметные лишайники. Общее изменение ландшафта проявляется и в ином облике гор над долиной. Вместо скальных склонов, украшенных снежными полями, — пики, покрытые шапками висячих ледников.

В южном направлении можно рассмотреть перевал Шилтона, от которого тянется череда вершин, обращенных к нам северными, почти полностью заснеженными склонами. Последний в гряде этих вершин — скальный конус прямо напротив нашего лагеря. За ним поднимается пик номер шесть (6739 метров) — с этой стороны он выглядит симметричной пирамидой, покрытой льдом и открывающей «шествие» других ледяных исполинов.

На другой стороне долины прямо над нашей базой нависает почти отвесная скальная стена. Ее крутизну усиливают широкие гладкие плоскости. Вся стена напоминает гигантскую классную доску; изгибы складок начертали на ней историю чудовищных многовековых давлений, в результате которых образовались эти горы. Они мало напоминают спокойные складки на баррандовской скале Чешского массива. Причудливый рисунок изгибов образует сложный узор, оживающий в фантазии шерпов, превращающийся в загадочных тигров и в других зверей — особенно когда низкое послеполуденное солнце освещает влажную стену и выявляется пластика каждого скального изгиба.

Падающие во многих местах тонкие нити водопадов говорят о невидимых нам снежных полях над стеной. Эти ленточки низвергающейся воды — явление периодическое. Нам они служат термометром и одновременно часами. За ночь водопад превращается в каскад ледяных сосулек, до полудня скала сбрасывает лед, около полудня появляются первые капли воды, переходящие во второй половине дня в сплошную струю.

Лишь один водопад шумит постоянно, днем и ночью. Вблизи лагеря, примерно в 50 метрах над дном долины, из тоннеля в скале вырывается горная река. Ее появление из каменных недр неожиданно и на вид даже нелогично. У шерпов на это свое объяснение: они рассказывают о ламе-отшельнике, который пробил тоннель до самого Тибета, чтобы пустить по нему воду в Барунскую долину.

Посреди нашего лагеря лежит каменный блок огромных размеров. Сила его падения была, видимо, настолько грандиозна, что отбросила его далеко от скальных стен. Он возвышается словно одинокая пирамида над морем рододендронов и других кустов. Стелющиеся растения забрались даже на его вершину, куда сейчас воткнут небольшой священный флажок в знак приветствия от каравана нашей экспедиции, стоявшего здесь на привале по пути к месту базового лагеря. Под скалой есть небольшая выемка, в ней Лиг Ками организует склад и кухню — то есть центр нашей лагерной жизни. Этот приют под скалой приходится весьма кстати: полиэтиленовая пленка, укрывавшая нашу кухню на прошлых стоянках, совсем вышла из строя от огня и дыма костров и ее пришлось выбросить.

Высотный перепад от предыдущей точки в Янле относительно невелик, но природные условия здесь во многом иные и в соответствии с этим — другие результаты отлова. После периода, богатого добычей, сейчас у нас скудные дни, несмотря на то что рельеф, казалось бы, изобилует хорошими укрытиями для мелких животных и корма тоже вполне достаточно. Землеройки и мыши остались в нижней части долины, и на следы высокогорных полевок я тоже здесь до сих пор не напал. Пока единственный пойманный вид — сиккимская полевка. Зато в виде утешения растет коллекция птиц и не менее утешительны результаты отстрела дичи из семейства фазановых — они удовлетворили бы самых требовательных охотников-спортсменов.

В Тадосе мы встретили два вида фазанов — фазана кровавого и фазана блестящего. Оба вида обитают в верхнем лесном поясе. Кровавого фазана шерпы называют по-местному «цхилме». Чешское название «кровавый» не является переводом с латинского Ithaginis crueutus, оно обусловлено прежде всего тем, что длинные красные перья на шее и груди петухов — их самое заметное и яркое украшение. Фазан кровавый живет в Гималаях в поясе 3500–4200 метров, в высокоствольном субальпийском лесу с богатым подлеском, а также встречается в островках стланика над верхней границей леса.