Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей - [14]

Трагедия ни в чем не повинного человека

В стремлении поддержать мои силы лечащий врач начинала рабочий день с организации искусственного питания. Пища вводилась мне через трубку прямо в желудок. Питанием служила жидкая смесь, включающая фрагменты кукурузы, которую полагалось вводить в течение светового дня, поскольку скорость поступления была чрезвычайно мала. То ли из-за присутствия кукурузы, то ли по каким-то другим причинам, но уже через два-три часа после начала процедуры у меня начинался сильный кашель и питание приходилось прекращать.

Нужно ли говорить, как изматывали меня эти приступы, когда даже трубка для дыхания выскакивала из своего гнезда, и сестрам приходилось ставить ее на место. Как только кашель проходил, питание вновь возобновлялось – до тех пор, пока... лечащий врач находилась в отделении.

Но стоило ей надолго исчезнуть, и по моей просьбе питание сразу же отключали. По мнению практически всех наблюдавших меня сестер, польза от него и последующие осложнения были несопоставимы. Ведь они-то, в отличие от врачей, возились со мной круглые сутки. И если кто-то из медсестер в редких случаях все-таки не отключал питание до вечера, бессонная ночь, сопровождаемая мучениями, была гарантирована.

Как правило, квалификация медсестер в реанимации очень высока. Установить одну-две капельницы, а в моем случае и все четыре, – для них обычное дело. Но на пути обретения ценных навыков случались и трагические ситуации.

Уже идя на поправку, я стал свидетелем неудачного обучения. Молоденькая стажерка, пытаясь поставить капельницу моему довольно молодому соседу, вместо вены попала ему в артерию. Наблюдавший за практиканткой врач сразу заметил это, поскольку шприц буквально выталкивался напором крови, и прекратил проведение процедуры. Но, видимо, артерия была повреждена довольно сильно, а кровотечение не сумели остановить надлежащим образом.

Дело происходило поздним вечером, сосед мой был пациентом беспокойным. То он требовал, чтобы ему разрешили встать с постели, то собирался прогуляться по палате, хотя в реанимации это запрещено, то спорил с медсестрами. Поэтому на его стоны и призывы о помощи те реагировали через раз. Как назло, ближе к ночи обнаружилась какая-то ошибка в выдаче лекарств строгой отчетности, и все сестры были заняты проверкой записей в журналах учета выдачи медикаментов.

Я видел, как под кроватью соседа медленно, но неуклонно увеличивалась кровавая лужица, но на мою поднятую руку – а только так я мог обратить на себя внимание, – в этот раз тоже никто не реагировал.

В результате нелепого стечения целого ряда обстоятельств все завершилось трагически. К утру сорокадевятилетнего, сравнительно здорового человека не стало.

До сих пор испытываю угрызения совести за случившееся, хотя в тех условиях сделал все, что мог. Уверен, будь рядом близкий человек, подобной трагедии не произошло бы. К сожалению, случай этот, как, впрочем, и многие другие, не стал предметом серьезного разбора, никто не был наказан. Рядовое событие.

Такова плата за сохранение тюремного режима в отделениях реанимации, отмены которого общество, по моему мнению, должно настойчиво добиваться.

Возвращение к жизни

Жизнь тем временем шла своим чередом. Увозили одних больных, на их место привозили новых. Больничный конвейер работал без остановки. Первой ласточкой того, что дела мои пошли на поправку, стали вопросы о моем самочувствии заходивших в палату врачей. Раньше они были просто неуместны.

Одна из двух сестер, которым я очень благодарен за подлинное милосердие, Лена, предложила мне взглянуть на себя в зеркало. Мое отражение повергло меня в шок. Обросшее за две недели пергаментного цвета лицо скорее принадлежало покойнику, чем живому человеку. Как тут не вспомнить выражение «краше в гроб кладут».

Увидев мою подавленность после «смотрин», Лена подбодрила меня, сказав, что раньше, в период кризиса, даже им, привыкшим ко многому, было страшно смотреть на меня. Этот день консилиум отметил как переход из угрожающе-тяжелого состояния в просто тяжелое.

Вместе с возвращением к жизни стали острее проявляться неудобства моего положения. Попробуйте полежать на спине хотя бы в течение часа. Гарантирую, что здоровый человек больше не выдержит, захочет пошевелиться. А сутки, а неделю?

Повернуться на бок нельзя, не позволяла трубка для искусственного дыхания. Ноги поднять невозможно, иначе можно было сорвать катетеры для капельниц. Правой рукой не двинешь – на ней манжета для непрерывного измерения давления.

Поэтому ежедневная смена постельного белья воспринималась как праздник. Ведь можно было чуть-чуть подвигаться. Даже ежедневные перевязки, несмотря на болезненные ощущения, воспринимались как благо. Целых 10–15 минут можно было провести в сидячем положении.

Из таких «радостей» складывалась больничная жизнь, и я медленно, но верно пошел на поправку.

Новое испытание

Но, видимо, судьба не исчерпала всех препятствий на моем пути к выздоровлению. В один из обычных дней к нам в палату положили двух спортсменов, которые готовились к ответственным соревнованиям. Времени на обычное лечение травм не хватало, поэтому использовали довольно экстремальный способ – в течение нескольких часов они лежали на толстой пластине льда, и он таял от тепла человеческого тела.