Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим - [91]

Рынок для кино в России по-прежнему небольшой, кино системно убыточно, я говорил, что даже пять миллионов рублей не каждый продюсер сможет вернуть, хотя сумма по меркам кино ничтожная. Как это происходит, например: сняли фильм, неплохой даже, выпустили в прокат, 40 млн рублей вложили в выпуск, собрали 90 млн, т. е. приличный по тем временам бокс-офис, но половина выручки остается у кинотеатров, так что фильм лишь закрыл затраты на выпуск, а в производственный бюджет не вернул ни копейки, и откуда взять деньги для возвращения в госбюджет? Могут быть одна-две удачи, тогда компании расплатятся с Фондом, но и то не в эти сроки, не спустя три месяца после проката, в это время кинотеатры еще только начинают деньги отдавать, а оборотных средств на это нет ни у кого. Но все это как об стенку горох.

Это разрушительная, гибельная, популистская вещь. А для нас, для индустрии, чем является снижение господдержки на 40 %? Это не просто из оборота кинопроизводства выводит 1 млрд 200 тыс. рублей, ведь к этим суммам приделалось бы в три раза больше частных денег, а теперь уже не приделается. У чиновников в голове, как и у многих обычных людей, засело, что фильм снимается целиком на государственные деньги, из них продюсер половину берет себе в карман, а на остальное снимает. На самом деле зрительское кино снимается не на государственные деньги, а с помощью государственных денег. Но если не будет госденег, не придут и частные.

Объем рынка слишком мал. Да, для кино существенна потеря Украины, это примерно 7-10 %, что немало. Хотя для нас, кинематографистов, это и не смертельно, а вот для телепроизводителей – гибельно. Сейчас объем рынка позволяет хоть иногда выходить в прибыль, но таких фильмов немного и это единичные случаи. Хотя раньше и того не было.

Обстоятельства сахарными никогда не бывают, сравнивать нынешнюю ситуацию с 2000 годом нельзя, сейчас есть трудности, но, конечно, несравнимые. Они просто досадные. Но вот что обидно. Когда Иван Демидов был главным в Минкульте по кино (а мы с ним общались еще, когда он работал в Администрации президента под Сурковым), я пришел к нему и предложил: „Давай мы напишем дорожную карту того, что надо сделать“. Написали, собрались, и он тогда сказал, что 90 % всего этого можно сделать внутри Минкульта, не выходя за пределы их полномочий, и это никому особо не мешает. Ну да, может иногда скреститься с Минобразования, например, но вот половина вопросов – вообще никакой проблемы, можно за день решить. Но все это так и повисло, и очень досадно, что не сделано то, что в интересах дела можно было легко и давно решить – если изменить концепцию в головах чиновников.

Я на все это трачу времени просто немерено. Когда нам вручали премию за произведения для детей и юношества, там присутствовал Мединский, который, отдам ему должное, последнее время все же начал проявлять готовность к взаимодействию, и я ему всучил договор с Фондом, откуда надо было убрать несколько одиозных, человеконенавистнических просто пунктов. Ну он посмотрел, говорит: „Нет, это должен сделать Малышев“. – „Так значит, можно решить это с Фондом?“ – „Да“. Ну встретились с Фондом, обсудили, потом Леонид Верещагин опять ходил к Мединскому, потом опять встречались все вместе в Фонде, ну и убрали часть пунктов, и то не все.

Главное для меня сейчас, чтобы идея возвратности ушла навсегда, но ее отменили ради Года кино[25]. Может быть, это результат наших усилий, предпринятых на достаточно высоком уровне, мы же пытаемся на разных направлениях работать, от себя мы все, что могли, сделали, обеспечили влияние с разных сторон.

Если бы у нас с Путиным была коммуникация, мы бы немножко больше смогли, но сейчас его нет с нами, мы ему только сигналы посылаем. Сейчас снова занимаемся льготами для анимации, замглавы Минэкономразвития Стас Вознесенский нам помогает через Сколково, он оказался человеком, очень радеющим за кино. В Сколково эта льгота есть для всех, но она распространяется только на территорию Сколково, а мы же студию не перевезем туда из Питера. Надо нам два изменения в закон внести. Александр Волошин – привычка к масштабу у него есть, он быстро соображает – сразу выдал, что надо сделать анимационный офшор, создав для анимации особый режим. Дескать, это Путин услышит. Если сказать, давайте мы поможем анимации, то это пустая фраза, а если звучит – офшор, бурный рост, это может помочь.

И к Набиуллиной мы заходили, когда она была министром экономического развития, тогда обсуждали возможности дополнительного образования, чтобы не связываться с Минобразования, а решать наши кадровые проблемы без него. Нужно было включить нас в Федеральную целевую программу, и она сразу кому-то позвонила, и выяснила, что программа эта буквально завтра закрывается. И тогда она поручила кому-то из своих срочно позвонить в Минкульт, тогда там все забегали как ошпаренные, и нас включили в результате. Правда, деньги все равно ушли в Минкульт, а мы так ничего и не получили.

Признаюсь, что я эту Византию не понимаю. Я руководствуюсь здравым смыслом, у меня нет другого. Когда-то иллюзии были, что попробую и начну разбираться. Но отсечка произошла после одного случая. Денис Молчанов возглавлял Департамент культуры аппарата правительства, и однажды он мне говорит: „Пришли мне проект письма в Минкульт по какому-то вопросу“. Я прислал. Через какое-то время встречаемся, спрашиваю: „Ну что?“– „А где твой проект?“ – „Так я же посылал, неделю назад“. – „Нет, я не получал“. – „Ну ладно, говорю, я снова пошлю, вот он у меня есть“. – „Да нет, – отвечает, – это не проект, вот смотри у тебя написано: министерство предлагает…“– „Ну да. И что?“ – „Так это неправильно: предлагает, это вообще ни о чем. Правильно: ‚вносит предложение’. Тогда будет деловое письмо“. Вот тут я понял, что надо внутри этого мира год, а то и три пожить, чтобы хоть как-то понять эту логику. На меня любой профессионализм производит впечатление, даже в такой извращенной форме. Но тут я посмотрел и решил, нет, буду продолжать в старой идеалистической манере – долбить, делать, может и выйдет толк. Что будет, то будет.