Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим - [51]

20 ноября был обычный съемочный день, снимали сцену пожара: подожженная Мергень хижина пылает, и в последний момент она сама вбегает в нее. Конечно, никто бы не позволил делать это самой актрисе, снимали каскадеров, но то ли Туйару попросили показать, как она бежит, чтобы точнее ее скопировать, то ли ей самой захотелось посмотреть на съемки, но она выехала на площадку. А когда работа была закончена, Туйару позвали в джип Астахова – хотелось побыстрей вернуться в тепло. В машине, кроме Астахова, уже сидели Леша Балабанов, Надя Васильева, их сын Петя пяти лет, и Марина Липартия, ассистент режиссера.

Про то, что случилось потом, рассказывает Астахов:

«У меня была хорошая машина, которой мы обязаны все жизнью. Мы набились туда. А Туйара, она даже села в автобус со всеми. Но ее оттуда вынули, и к нам шестым человеком посадили с краю. Я за рулем был. Я до сих пор виню себя. Я разошелся, конечно, с машиной встречной. Там был перепад такой, и когда мы вылетели, мы с Балабановым заорали, потому что навстречу шла машина. Я избежал столкновения. Я до горки еще съехал как можно правей. Я знал, что там режут дорогу местные, и боялся с ними столкнуться. Я ехал по самой кромке дороги, правые колеса у меня были на песчаной обочине, а левые – на абсолютно гладкой ледяной поверхности. И если бы я не тормозил, может быть, мы бы выкатились дальше, не свалившись с этой горки. А я, естественно, от испуга тормознул, и машину развернуло задом. И начало вперед тащить. Мы упали с этой горки. Нас еще несколько раз кувыркнуло. Туйару просто выбросило. Непонятно, остальные двери-то не открылись, а ее дверь открылась. То ли она держалась как-то за ручку, и уцепилось. Ее так высоко катапультировало, что она упала и расшиблась об камни».

Пострадали трое. Надежда Васильева, жена Балабанова, получила сильную травму лица, пять переломов костей черепа. Марина Липартия после аварии месяц была в амнезии. А Туйяра – без единого синяка и царапины – сломала позвоночник. Врачи пытались ее спасти, но 21 ноября она умерла в больнице.

Это был страшный шок, удар, съемки сразу свернули. Сельянов говорит, что «не было и мысли о том, чтобы заменить Туйяру». Хотя не так много сцен снято с ее участием, замена реальна, но не для Балабанова. Эмоциональное состояние съемочной группы, живущей практически одной семьей, таково, что невозможно представить кого-то другого внутри фильма.

Как говорит Сельянов, «все перекрывается случившейся трагедией». Последствий у несчастья всегда множество. Помимо чисто человеческого ужаса от того, что молодая, талантливая актриса, живая девушка, которая сидела за одним столом, что-то рассказывала, смеялась, внезапно уходит из жизни. Ясно, что причастные начинают винить себя, замечают детали, которые в обычной жизни ничего вроде бы не значат, придают им мистическое значение. Но есть и чисто практические действия. Осталась сиротой дочь Туйары, которой нужно помочь. Потрачены деньги, время силы, ресурсы, они не вернутся – об этом считается неприличным публично говорить, но кто-то, а именно продюсер Сергей Сельянов, должен незаметно для других закрыть убытки, вернуть взятые кредиты, разобраться со страховой компанией. И он все это делал, никому не рассказывая, чего это стоило. «Это не важно», – отвечал он на вопросы о том, как сказался на работе студии этот неснятый фильм.

Спустя полтора года Владимир Дмитриев, художественный руководитель Киноархива, человек, всеми, кто имел отношение к кино, чрезвычайно любимый и уважаемый, настоял на том, чтобы Балабанов склеил из снятых материалов что можно, чтобы фильм не пропал для истории, не растворился, как многие легендарные картины, о которых сохранились лишь неясные воспоминания. Сельянов рассказывает: «Он прямо настаивал, говорил, что вы обязаны, это надо сделать. Леша не сразу согласился, ведь дверца захлопнулась, мы не думали продолжать, все кончилось. Дмитриев очень ценил Лешу, и хотя между нами не было близких отношений, мы его очень уважали, так что это было предложение от человека своего, не чужого, как бы из нашей команды. В его сторону Лешино сердце было открыто. Не так много было людей, которых Леша был готов слушать, и не потому, что был высокомерен, просто у него свое все было, он самодостаточный».

В общем, Балабанов собрал все, что было снято, смонтировал, сам озвучил недостающие по смыслу куски. Получился 40-минутный «продукт», как называл его Балабанов, чтобы не произносить слово «фильм». Тот фильм, который он задумал, выносил и видел в своем мозгу, так и не родился.

Дмитриев был очень рад, что его послушали: «Что касается „Реки“, то она могла быть выдающейся картиной Алексея Балабанова. Жесткий сценарий, жесткий сюжет, без какой-либо сентиментальности, очень точно совпадали с его стилистикой. К тому же в „Реке“ Алексей Октябринович отошел от изначально заданной двусмысленности и провокационности, которые ему в высшей степени свойственны. „Река“ – это чистый опыт морали, нравственности, искусства, фольклора, этнографии и всего остального. Это для меня важно – чистота жанра, чистота изображения, чистота этики. При всей мрачности сюжета в „Реке“ есть что-то такое, неуловимое… И вполне возможно, что если б она была закончена и вышла на широкий экран, то как-то по-другому сложилась бы и дальнейшая творческая судьба самого режиссера. Кроме всего прочего, это было важно с моральной точки зрения – мы хотели, чтобы роль Туйары Свинобоевой не исчезла. Трагически погибшая якутская актриса имела право на то, чтобы остаться в истории отечественного и мирового кинематографа. Это тоже надо помнить, когда подобного рода вещи восстанавливаются. Мировая премьера „Реки“ прошла у нас на фестивале „Белые Столбы“ с огромным успехом – она была еще на двух пленках, ее показывали в маленьком рабочем просмотровом зале три раза подряд, и на каждый просмотр народ буквально набивался в зал».