Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца - [10]

Однако через некоторое время ослик все же оказывается запряженным в маленькую тележку.

Вася берет вожжи в руки, но ослик не желает итти. Вася пробует хлестать его кнутом. Осел сначала жмется задом, а потом начинает брыкаться.

— Ну-ка, дай сюда кнут, — говорит Кузьма и принимается за ослика, приговаривая: — Эй ты, каменный!

Осел медленно переступает, затем трусит мелкой рысью, потом пускается вскачь, поднимая жалобный крик. Вася выезжает за ворота.

Осел, не переставая кричать, трусит по деревенской улице на радость мальчишкам, которые вместе с Тишкой бегут за ним толпой по обеим сторонам тележки, подражая, ослиному крику.

На шум из-под ворот выскакивают собаки, сваливаются в одну яростно лающую стаю, они вертятся перед тележкой, заводя попутно драки между собой.

Телята, мирно щипавшие траву у изгородей, задрав хвосты, скачут в разные стороны. Гусыни бегут с гусятами, громко гогоча и махая в страхе белыми крыльями. Бабы с руганью выскакивают на улицу. Встречные лошади в испуге шарахаются прочь.

Шум, гам, детский хохот, душераздирающий крик ослика, собачий лай, гоготанье гусей — все это сливается в какой-то звуковой шар, который долго катится по деревенской улице.

— Прощайте, Гульёнки!

Вот и дубовая роща — красивейшее место из всех гульёнковских окрестностей. В глубине ее дубы стройны и прямы, как свечи, а на опушке — развесистые кряжистые великаны, мощные ветви которых широко распростерты над землей.

У корней их мягкая трава всех оттенков вперемежку с лиловыми колокольчиками, белой ромашкой, ярко-красными гвоздиками, лилово-красным кипреем, который так любят пчелы.

Здесь сухо, тепло и душисто. И кажется Васе, что здесь никогда не бывает туманов и холода.

Через всю рощу куда-то бесшумно пробирается тихая речушка Дубовка. Вода в ней так прозрачна, что видно, как ходит рыба, поблескивая чешуей, неуклюже ползают по дну жирные раки, куда-то деловито плывет на глубине водяная крыса, распустив длинный хвост и огребаясь когтистыми лапками.

Вася любил бродить здесь по высокой душистой траве, щекочущей лицо. Здесь великое множество бабочек различной величины и окраски, жучков, мушек. Вся эта крылатая братия, пригретая жарким июньским солнцем, сновала под его лучами, жужжала, гудела, копошилась в цветочных венчиках, перелетала с былинки на былинку, сверкая на солнце зеленым золотом своих надкрылий.

В вершинах дубов мелодично перекликались желтые иволги, а над самой травой, касаясь ее крылом, носились с веселым щебетаньем ласточки.

Вася любил эту прекрасную дубраву больше всего на свете. Он мог часами лежать здесь в густой траве, наблюдая за полетом облюбовавших это место ястребов, которые парили в воздухе на распростертых крыльях. Кажется, и сами птицы находили удовольствие в этом высоком спокойном полете, — некоторые из них постепенно поднимались кругами до проплывавших по небу облаков и скрывались в их серебре.

Теперь к этой радости прибавилась и грусть расставания.

Вася прощался с дубовой рощей, с небом, с облаками, с птицами, с тихой, прозрачной Дубовкой, в которой Тишка давно уже мерз, разыскивая раков.

И Вася даже не был огорчен тем обстоятельством, что ослик, предоставленный самому себе, ушел с тележкой в усадьбу.

«Не все ли теперь равно, — думал Вася: — ехать или итти пешком?» Ведь больше никогда всего этого он не увидит.

Казалось странным, что еще вчера он готов был так легко покинуть все это, столь знакомое и милое сердцу. И в то же время он понимал, что это нужно, что иначе и быть не может, что он должен это сделать.

Впервые, пока еще смутно, Вася почувствовал, что, кроме птиц в небе, кроме дубовой рощи, облаков, травы и тихой речки Дубовки, — кроме всей этой радости, каждого в жизни ждут труды и обязанности.

Глава девятая ДОРОГИЕ МОГИЛЫ

— Васенька, вставай! Вставай, Васенька! — твердит в самое ухо нянька Ниловна и тихонько трясет его за плечо.

Вася просыпается и садится на постели. В раскрытое окно льется бодрящая свежесть раннего утра.

Солнечные лучи еще не заглядывают в комнату, но голубизна неба уже сверкает в широком квадрате окна.

— Вставай, Васенька, пора собираться в дорогу, — твердит нянька. — Вставай! Тишка тебя давно уже дожидает. И сюртук ему тетенька велели возвратить.

Это окончательно заставило Васю проснуться. Значит, тетушка исполнила его просьбу. Но все же сомнение еще шевелится в его душе. А вдруг да обманывают?

— Пусть Тишка войдет сюда, — говорит он.

Тишка» очевидно дожидавшийся этого момента за дверью появляется даже без зова няньки. На нем и впрямь его сюртучок с двумя рядами светлых пуговок на груди. Лицо расплывается в улыбке.

— Ага, Тишка! Тихон Спиридоныч! — восклицает Вася, на сей раз величая его даже по батюшке. — Я тебе говорил! Опять ты казачок?

И, вскакивая с постели, он начинает быстро одеваться, вырывая из рук няньки приготовленные для дороги высокие сапожки с отворотами из лакированной кожи.

— Тарантас уже у подъезда, — сообщает Тишка.

— С лошадьми? — спрашивает Вася.

— Не, только для укладки подали.

— Бежим!

И хотя нянька напоминает о том, что сначала надо умыться, потом помолиться богу, потом пожелать тетеньке доброго утра, потом позавтракать, и даже пытается поймать Васю за руку, но он вырывается и выскакивает на крыльцо.