Жизнь и миг - [27]

Они вернулись в дом пропыленные, на зубах хрустел песок, глаза резало. Долго не ложились спать, а когда легли, долго не могли уснуть. Сон был душным, беспокойным.

Рассвело поздно. В восемь часов еще были сумерки, ветер не стихал. Максуда пошла к картам. Вместо серебристой зелени была бурая с желтыми лентами песка земля, ракушечник, комья грунта, мусор. Сухие и легкие, как скелеты крабов, кусты верблюжьей колючки забили арыки. Миллионы ростков улетели на юг — все нужно было начинать сначала.

ВТОРОЙ УРАГАН

С каждым ударом кетменя Максуда приближалась к ряду черных стволов тутовника. Она шла впереди ребят — заканчивали чистку сети. Вода снова журчала по арыкам, все налаживалось, на всех картах их пятидесятигектарной площади в успокоившейся, политой земле лежали новые зерна. Тяжелый, многочасовой труд быстро восстановил душевное равновесие ребят. Труд смягчал горечь события. Приезжала председатель колхоза Рисолат Эргашева, вместе решали, как быть, вместе составляли уплотненный график работ. Однажды приехала и председатель кишлачного Совета Герой Социалистического Труда Айшахон Юлдашева. Разговорились, и она вдруг спросила у ребят, кто из них знает, кем были отец и мать Максуды — их бригадира? Вопрос был неожиданным. Еще более неожиданным оказалось то, что ответить на него не смог ни один человек. Юлдашева неодобрительно посмотрела на Максуду. Остальные взглянули на Максуду с удивлением. Айшахон рассказала. До войны их колхоз приобрел трактор «Универсал» — с многолемешными плугами и многорядными сеялками. Управлять трактором никто не умел. Первым его освоил и начал работать на нем отец Максуды — Фазылджон. Через некоторое время, продолжала Айшахон, купили второй трактор, и снова встал вопрос, кто им будет управлять. Когда об этом узнал Фазылджон, он поступил так. После работы, усталый, подогнал свой «Универсал» к сараю, заглушил мотор, сам сел на новый трактор, усадил рядом мать Максуды — Хаджалой. Начал учить. Хаджалой стала первой женщиной-механизатором, вторым трактористом в кишлаке. «А сегодня вы все, — обвела глазами членов бригады Айшахон, — механики-водители. И девушки, и парни… И нет в этом ничего удивительного, — и умолкла. А уходя, добавила: — Все меняется, только хлопок остается неизменным. Хлопок требует от нас всех сил…»

Ребята показали председателю кишлачного Совета свои карты — на них снова зеленели всходы, рокотал трактор Гулямджона Халикова, он издалека помахал всем, кто стоял у арыка, и кивнул на светло-зеленые струны хлопчатника — подкормка закончена!

Спали в ту ночь крепко, без снов. За полчаса до работы, утром, наметили провести волейбольный матч.

Максуда проснулась от грохота. Над крышей дома будто летели бомбардировщики — гул был ровным и могучим. Максуда разбудила девушек. В коридоре уже слышались шаги.

…Они несколько раз пытались пройти тот километр, который разделял их карты и полевой стан, но ураган был сильней их. Он нес песок и колючки. Никто из них не мог бы ответить на вопрос: зачем пробивались к полю? Пусть бы добрались — защитить не смогли бы все равно. И не увидели бы все равно во мгле миллионы улетающих новых светлых ростков, которые через несколько дней вытянулись бы веточки, зазеленели бы листьями и зацвели бы…

Все сначала.

ТРЕТИЙ УРАГАН

Жизнь каждого человека состоит из моментов, формирующих его как личность. Максуда в то утро повзрослела. В то утро она впервые с такой глубиной испытала чувство ответственности за настроение каждого из членов бригады. Она поняла, что как бригадир и комсорг должна объединить своих ровесников, стать в чем-то спокойнее, собранней их — это ведь долг любого руководителя. В ней не боролись, а слились, дополняя друг друга, два желания — быть необходимой, и полезной тем, кто нуждается в надежной помощи, и попытаться воспитательными мерами повлиять на атмосферу в бригаде: естественную растерянность перед роковым невезением обратить в решительность и настойчивость. Хрупкая девушка с тонким красивым лицом была уже почти педагогом: до окончания Кокандского педагогического института Максуде остался один год. Она не одна из бригады учится в вузе. Хадича — в сельскохозяйственном, Кенжехон — в педагогическом, Мамлакатхон поступает тоже в сельскохозяйственный.

Совещались они недолго — вышли на карты и начали снова с арыков.

Работали в едином ритме, времени не замечали, а оно летело быстро и приближало главную угрозу — упущение всех сроков сева. Весна была коротка.

Из правления приезжали постоянно — какая нужна помощь? Что нужно? Рассказывали, что в соседних хозяйствах от ураганов также пострадали посевы, особенно на целинных землях, где лесополосы еще молоды и редки.

На картах главными людьми в третий раз стали сеяльщики Алтмишбой и Валиджон. Они работали отчаянно. Фуфайки не снимали даже на короткие минуты передышки, волосы расчесать не могли — пыль превратила волосы в рыжий войлок. Валиджон сказал Максуде, что «расчешется» вечером ножницами.

Все ребята были расставлены на картах так, чтобы с помощью кетменей засеять те уголки, которые при поворотах трактор не мог «покрыть». В каждый квадратный сантиметр земли, окаймленной арыками, падали светло-коричневые зерна. От каждого зерна, как и от каждого усилия человека, ждали результатов.