Жизнь и миг - [11]
В комнате на столе среди фотографий и писем стучит будильник. На Надиной кровати сидят ее подруги: Валя Нелюбова, Люда Помазанова, Люда Лолуа…
Дуся продолжает:
— Пришли к рейсу из Сухуми. Смотрим — экипаж идет, пилот говорит: «Надю убили, самолет в Турции…» Я не помню, как мы летели в Сухуми. Ни пассажиров не помню, ни себя. Прилетели, вчера это было, приземлились, — все правда.
…Вот письмо сегодня от ее сестры пришло. Пишет, что мама варенье сварила и вышлет…
Уже сегодня в далекой Удмуртии узнала мать, что с дочерью беда. Дуся говорила с матерью Нади два часа назад по телефону.
— Но она жива? — доносится далекий голос матери.
Дуся молчала и тихо плакала. А трубка спрашивала: «Но она жива?» И кто-то вместо Дуси ее голосом сказал: «Да…»
— Завтра должен Володя из Ленинграда прилететь, — говорит Дуся. — Скоро бы свадьба у них состоялась, со школы дружны были, любили друг друга…
«И хотя я очень страдаю без тебя, очень скучаю по тебе, но ведь это по-своему тоже счастье… Счастье, когда есть на свете человек, ради которого готов на все, который встает перед глазами, как только глаза закрываешь…» — предпоследнее письмо Володи.
«Надюша, ты стала мне дороже всех на свете. Одна только мысль потерять тебя…» — последнее письмо Володи три дня назад.
«Надя погибла исполнении служебных обязанностей», — телеграмма Володе от Дуси вчера ушла в Ленинград.
Дуся поводит плечами. В комнате сыро, прохладно: «Завтра Володя, наверное, прилетит…»
В комнату приходят еще ребята. Вошел пилот, вошла бортпроводница. Идут в комнату Нади. Уже поздняя ночь. Скоро рассвет.
У стола сумка с пластинками, которые Дуся купила подруге ко дню рождения. Так и не раскрыла сумки. Молчит приемник. Стучат часы-будильник…
— Эти часы ей подарило командование, — говорит Дуся. — И благодарность ей тогда объявили по управлению…
В апреле прошлого года при посадке во время очередного рейса у самолета загорелся правый двигатель. Бортпроводница Надежда Курченко уже знала об этом от командира экипажа. И все долгие, бесконечно долгие минуты до того момента, как шасси терпящего аварию самолета коснулось полосы, она с улыбкой разносила пассажирам конфеты. У кого-то заплакал ребенок, взяла на руки, убаюкала. Передав удивленной матери уснувшего сына, вела себя так, как будто ничего не случилось. И только когда машина благополучно завершила драматический полет, Надя рассказала, что пережила… Не было в тот час ни одного пассажира, который, узнав, что случилось в воздухе, не обнял бы Надю, не поблагодарил за поддержку, мужество, самообладание. Люди устно и письменно благодарили бортпроводницу. Руководство аэропорта преподнесло ей именные часы — вот этот будильник, что стучит сейчас на столе в этой комнате.
Каждая вещь в комнате, каждое слово друзей помогает понять, какой был у Нади характер.
Сулико Дадиани, бортпроводница:
— Я понимаю, вы думаете, когда человек вот так озаряет собой все вокруг, о нем нельзя говорить плохо. Вспоминать мелкие житейские обиды, перечислять недостатки. Нет, дело совсем не в том, что Нади уже нет с нами. Ее нельзя было не любить. Почему? Потому что были красивыми эта душа, это лицо… Говорят порою, что у нас, у стюардесс, заученные улыбки, по инструкции. Надя улыбалась, словно в каждом открывала друга. И люди не могли не чувствовать этого.
Гоги Пацация, секретарь комитета комсомола:
— Мы очень часто к месту и не к месту произносим слова: «Наш дружный, спаянный и т. п. коллектив». Наверное, настоящий коллектив — это обязательно яркие, интересные люди. Как Надя Курченко…
Гоги смотрит на товарищей…
— Надя была незаурядным человеком. Есть в армии обычай — зачислять героев навечно в список подразделения. Хотим, чтобы наша организация носила имя Надежды Курченко.
Мы говорили с Леонидом Романовичем Школьниковым, одним из руководителей сухумских авиаторов, уже за полночь, когда утихло небо над аэродромом.
— Редко бывает, чтобы человек вот так легко, просто, словно всегда был здесь своим, входил в нашу среду, как вошла Надя. Мы стараемся привить тому или иному работнику необходимые в нашем деле качества и нередко терпим неудачу, потому что не каждый любит работу, которую ему доверили. Таких и работа не любит. У Нади все было не так. Мы все отмечали ее необыкновенную требовательность к себе и к товарищам. И при всем этом — чистая девичья душа, нежная и красивая…
Люда Помазанова:
— Если был концерт в нашем клубе, Надя всегда участвовала. Любила читать стихи. Она очень хорошо читала Маяковского. Она на все находила время. И на поэзию, и на работу, была заместителем начальника «Комсомольского прожектора» аэропорта… Она на все находила время…
— Помните, как она «Мать» читала: в зале плакали люди? — вставляет Дуся.
— А вы помните, как она в походе, в горах, когда все устали и начали хныкать, пошла под дождем, веток набрала, костер разожгла?..
— Помним…
Над домом, над самой крышей дома, где мы сидим, прошел на посадку самолет…
— А помните, как в Тбилиси на спартакиаду ездили? — спросила Люда Помазанова. — Надя выручила всех. Заболела девушка, которая должна была бежать и прыгать в длину. Надя ее заменила, хоть вообще-то она баскетболом увлекалась. Правда, еще и туризмом. Недавно норму на значок «Турист СССР» сдала. Ну а тут видит такое дело: «Ладно, я и прыгать, — говорит, — буду и бежать. А вы только аплодируйте».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.