Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления - [40]

Подумав, я вынул затвор, его положила к себе в сумку Лиза, а карабин я сунул под мышку и заправил ствол в брюки. Ходить было неудобно, я хромал, но делать было нечего. Немецкие патрули встретились раза два, но не остановили, и мы с Лизой благополучно дошли до ее квартиры.

Во время этой «прогулки» небольшие потери я все же понес. Несмотря на вынутый затвор, выступы ствольной коробки карабина поранили мне бедро. Когда пришло время возвращаться в лес, я решил сменить «технологию» выноса карабина. Попросил девушек достать мне жестяную трубу от печки-буржуйки с коленом. В этой трубе, одно из отверстий которой мы закрыли черной бумагой, я вынес карабин из города. Четвертый раз рисковать перейти мост под Супраслем я уже не хотел — Бог только троицу любит… Стояли первые дни апреля, и я отошел на километр от моста, нашел брод, разделся и с вещами и карабином в поднятых руках перешел Супраслянку вброд. Вода была еще холодной, но это было лучше, чем попасть в руки жандармам. Я быстро оделся, согрелся и пошел к лагерю[27].

На сей раз все меня встречали тепло.

Итоги зимы 1943–1944 годов в целом были тяжелыми. После гибели осенью первого командира отряда «Форойс» Ионы Сухачевского в начале января мы потеряли сменившего его Шепсла Боровика, а также шесть других наших товарищей — среди них были Иосиф Каве, один из руководителей восстания в гетто, и весьма опытный партизан и смелый подпольщик Рувим Левин. Зимой 1944 года были значительные трудности с продовольствием. Голодали все, а в некоторых отдаленных группах положение было особенно трудным. Когда мы помогли продуктами одной группе, молодой партизан, несмотря на предупреждения, так набросился на пищу, что умер от заворота кишок.

Весна принесла некоторое облегчение. Природа ожила, стало легче передвигаться. Радовали вести с фронта — Красная армия наступала. А в конце апреля в наши леса пришла из Липичанской пущи, расположенной более чем в двухстах километрах восточнее нас, партизанская бригада имени Кастуся Калиновского Белостокского (Гродненского) соединения (этим крупным партизанским соединением командовал генерал Капуста).

Отряд «Форойс» и примыкающие к нему группы влились в бригаду, которой командовал комбриг Николай Калистратович Войцеховский, в прошлом горный инженер из Ленинграда. Наши партизаны были распределены по разным отрядам. Меня комбриг назначил в разведку штаба бригады. Разведкой командовал Дмитрий Табунов. Назначение меня в разведку было, вероятно, обусловлено не только тем, что я и в отряде «Форойс» был разведчиком, но также и тем, что в то время я был единственным человеком, имеющим непосредственную связь с городским подпольем в Белостоке.

В разведку штаба бригады был также принят еще один местный партизан — Иосиф Высоцкий (Аркадий), западнобелорусский крестьянин, в 1939–1941 годах работавший в милиции. В лесу Аркадий находился, с перерывами, чуть ли не с 1941 года, поддерживал связь с партизанами-«окруженцами», часто бывал и у нас, оказывал посильную помощь. Соединение с хорошо вооруженной партизанской бригадой имени Калиновского, возглавляемой командирами с большим военным опытом, влило новые силы и надежду в сердца партизан белостокских лесов.

Дальнейшая моя партизанская деятельность проходила уже в разведке штаба бригады. Наряду с повседневной работой я помог командованию бригады — комбригу Войцеховскому, начальнику штаба Сергею Васильевичу Чудинову и комиссару Евгению Гавриловичу Осипову — установить связь с Лизой Чапник и Артуром Шаде. Оба они стали получать задания от комбрига и являться с отчетами в штаб бригады. Я встречал их, участвовал в некоторых переговорах, особенно с Артуром Шаде, а затем провожал их. Комбриг высоко ценил Шаде, всех подпольщиков и особенно Лизу Чапник. В шутку он называл ее «Наш Карл Маркс». Близко сошелся я с ведущим комсомольским работником бригады, секретарем подпольного горкома ЛКСМ [Ленинского коммунистического союза молодежи. — Ред.] Белостока, бывшим учителем Иваном Скрынником. Это был кристально честный человек, обладавший высокой нравственностью и интеллигентностью, доброжелательностью к людям. К несчастью, за несколько недель до соединения с Красной армией И. Скрынник в возрасте 24 лет погиб в бою.

Бригада имени Калиновского состояла из четырех отрядов. Одним из них, отрядом имени Калиновского, состоящим из местных, западнобелорусских парней, командовал Алексей Карпюк, с которым я впоследствии подружился и четыре года учился в одной студенческой группе в Гродненском пединституте. Карпюк родом из-под Волковыска, высокого роста, крепкого телосложения, немного говорил по-немецки. Любил смелые, рискованные операции. Иногда переодевался в немецкую форму, вместе с несколькими из своих ребят входил к старосте деревни — предателю, обезоруживал полицаев, а наиболее подлых прихвостней уничтожал. После войны Алексей Никифорович Карпюк стал известным белорусским писателем, жил в Гродно. К сожалению, несколько лет назад [в 1992 г. — Ред.] он скончался. А. Н. Карпюк до конца оставался смелым и бескомпромиссным человеком. Его правдивые выступления и принципиальная критика повлекли в последние годы гонения на него со стороны партократов.