Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления - [38]

Нашей группе повезло больше. Направление отступления, которое мы с Федькой выбрали, оказалось удачным. К вечеру наша группа уже перешла в более безопасный лесной массив. Здесь мы остановились. Марыля Ружицкая, стойко перенесшая тяготы и опасности нескольких месяцев партизанской жизни и показавшая себя таким же бесстрашным бойцом в лесу, каким она была в подполье, должна была вернуться к своим подругам-подпольщицам в Белосток. Там жили и действовали, также располагая польскими документами, наши подпольщицы Лиза Чапник, Аня Руд, Хася Белицкая, Хайка Гроссман и Броня Винницкая. Марыля предложила, чтобы кто-то из нашей группы пошел с ней в город с тем, чтобы возобновить регулярную связь с городским подпольем, прекратившуюся после ликвидации гетто и полного уничтожения его подпольной организации.

Мои товарищи согласились, и выбор пал на меня как одного из двух разведчиков отряда. К тому же внешность у меня была не типично еврейская и я мог сойти за поляка — по-польски я тогда говорил без акцента. Итак, наступил мой черед осуществлять связь между отрядом и городским подпольем. Наиболее опытных наших связных к тому времени не стало — Натек Гольдштейн погиб в конце лета 1943-го, а Марек Бух осенью ушел на восток на связь с соединением генерала Капусты и, по-видимому, остался зимовать там. Прежде чем двинуться с Марылей в путь, я условился о месте встречи с партизанами после возвращения из Белостока, а именно на лесной делянке в 147-м квадрате, где находилась группа Элиаша Баумаца. Мы попрощались, и Марыля и я направились по лесной дороге на юго-запад, к Белостоку.

Марыля Ружицкая заслуживает того, чтобы о ней написать подробнее. Дочь лодзинского сапожника-еврея, Марыля уже в 12 лет стала подпольщицей. В довоенной Польше находилась под надзором полиции, дважды арестовывалась. В сентябре 1939 года, когда Польша оказалась под гитлеровским сапогом, Марыля покинула Лодзь и прибыла в советский Белосток. Здесь ее застало 22 июня 1941 года, начало войны. Попытка уйти на восток не удалась. Как только в Белостокском гетто зародилось Сопротивление, она активно включилась в борьбу, стала членом первого состава комитета антифашистской организации. Светловолосая (у нее были волосы цвета льна), сероглазая, прекрасно говорившая по-польски — вряд ли кто-нибудь мог заподозрить в ней еврейку.

Польская внешность, незаурядная находчивость и смелость помогли ей стать одной из главных связных между подпольщиками гетто и антифашистами «арийской» стороны. А в дальнейшем ей достали «левые» польские документы, и она перебралась в польский квартал Белостока. Так надо было для подпольной организации гетто. После создания партизанского отряда «Форойс» ее иногда посылали на связь с отрядом. Когда в Белостоке полиция начала слишком интересоваться ею, Марыля на какое-то время исчезла и осталась в отряде.

В тот январский день 1944 года Марыля Ружицкая была одета в черный ватник. Несколько сутуловатая, с простым открытым лицом, она могла легко сойти за местную крестьянку. При выходе из леса у местечка Супрасль (сюда я в детские годы несколько раз приезжал на дачу) надо было перейти мост, возле которого находился гарнизон немецкой жандармерии. Стояли сумерки зимнего вечера. Часть окон была освещена. В некоторых видны были немцы. По-видимому, помещение сильно отапливалось — половина окон были открыты. Мы договорились с Марылей, что я притворюсь пьяным, а она будет толкать меня и сильно ругать. Мы двигались к мосту, разыгрывая эту бытовую сценку. Некоторые гитлеровцы хохотали и подзадоривали Марылю, другие кричали: «Polnishe Schweine!» Развлекались и те и другие. Настроение у них было все еще новогоднее. Никто нас не остановил, и мы благополучно перешли мост. Часа через два, без приключений, мы добрались до Белостока.

По договоренности с Марылей я вначале остановился у белорусской подпольщицы Брони Зимнох, живущей недалеко от шоссе, идущего к лесу, — на улице Пшеязд. Этой женщине было тогда лет 45. У нее было доброе лицо, и она приняла меня весьма доброжелательно. Затем я перешел к подпольщице Ане Руд, у которой помылся и немного отдохнул. Оттуда перебрался на квартиру Лизы Чапник, в дом 12 по улице Хорощанской — там я находился несколько дней до конца моего пребывания в Белостоке. Лиза Чапник (Марыся), невысокая, очень подвижная, с живыми глазами, пользовалась заслуженным авторитетом среди подпольщиков. Этому содействовали ее ум, организаторские способности, самоотверженность и решительность. Хорошее впечатление произвели на меня и другие подпольщицы: Хайка Гроссман, Броня Винницкая, Хася Белицкая и Аня Руд, — не говоря уже о Марыле Ружицкой, которую я успел узнать в лесу и с которой мы проделали опасный путь в город. Лиза жила в комнате одноэтажного дома с отдельным входом. За стеной жила хозяйка-полька. Под полом находился подвал.

Подвал этот использовался Лизой Чапник и ее подругами для тайного хранения различных вещей. Во время моего пребывания у Лизы этот подвал запомнился мне по другой причине, достаточно прозаической, в какой-то степени забавной, но в тот момент это могло кончиться трагически и для меня, и для Лизы. Дело в том, что осенью и зимой на переломе 1943–1944 годов мы находились в лесу на голодном пайке. Когда в январе 1944-го я прибыл в Белосток на связь с нашими подпольщиками, они старались подкормить меня. В результате желудок мой не выдержал, а выходить на двор в туалет нельзя было — хозяйка сразу же могла бы обнаружить присутствие незнакомца в комнате своей квартирантки. Поэтому я вынужден был преодолеть естественный стыд и неловкость и использовать в качестве туалета этот небольшой подвал. Надо отдать должное Лизе Чапник и Марыле Ружицкой, которые той злосчастной ночью находились со мной в комнате Лизы, — они помогли мне шуткой и делом выйти из этого крайне неприятного положения.