Жизнь Греции. История цивилизации - [84]

На северном побережье Сицилии лежит Гимера, которой была отведена роль западных Платей. В эпоху, когда греки устали от эпоса, здесь жил Стесихор, Устроитель Хоров, перелагавший в хоровую лирику легенды народа и придавший даже Елене и Ахиллу преходящую новизну «модного платья». Как бы преодолевая пропасть между умирающим эпосом и будущим романом, Стесихор слагал любовные новеллы в стихах; в одной из них чистый и робкий юноша умирает от неразделенной любви в духе провансальского мадригала или викторианской беллетристики. В то же время он подготовил путь для Феокрита, написав пасторальную поэму на смерть пастуха Дафниса, чья любовь к Хлое станет главным свершением греческого романа римской эпохи. У Стесихора был собственный роман, причем его героиней стала не кто иная, как сама Елена. Утратив зрение, он объяснил свое несчастье тем, что изложил в стихах сказание о прелюбодеянии Елены; чтобы искупить свое прегрешение перед ней (ибо она была богиней), он сочинил «палинодию», или вторую песнь, уверяя мир, что Елена была похищена силой, никогда не отдавалась Парису, никогда не уплывала в Трою, но, невредимая, пребывала в Египте, пока Менелай не явился ее спасти. В старости поэт предостерегал Гимеру от передачи диктаторских полномочий Фалариду Акрагантскому[612]. Оставшись неуслышанным, он переселился в Катану, где его монументальная гробница стала одной из достопримечательностей римской Сицилии.

К западу от Гимеры находится Сегеста, от которой не сохранилось ничего, кроме перистиля из неоконченных дорических колонн, причудливо возвышающихся над зарослями сорняка. Чтобы обнаружить лучшие образцы сицилийской архитектуры, нам следует пересечь остров с севера на юг и побывать в некогда великих городах Селинунте и Акраганте. За срок своего трагического существования основанный в 651 и разрушенный карфагенянами в 409 году Селинунт возвел своим безмолвным богам семь дорических храмов, отличавшихся огромными размерами и несовершенством отделки, покрытых разрисованной штукатуркой и украшенных грубыми рельефами. Демон землетрясения разрушил эти храмы в неизвестную нам эпоху, и от них мало что сохранилось, кроме обломков колонн и разбросанных по земле капителей.

Акрагант, римский Агригент, был в шестом веке самым большим и богатым городом Сицилии. Мы видим мысленным взором, как он возносится над хлопочущими причалами и шумной агорой, прирастая домами на склоне холма и державным акрополем, чьи святилища поднимали верующих к самым небесам. Здесь, как и в большинстве греческих колоний, землевладельческая аристократия уступила власть диктатуре, представлявшей главным образом интересы среднего класса. В 570 году власть захватил Фаларид, обессмертивший себя тем, что изжаривал своих врагов в медном быке; особенно ему приглянулось устройство, благодаря которому вопли агонизирующих жертв, проходя по специальным трубам, напоминали рев этого животного[613]. Однако именно ему и следующему диктатору Ферону город был обязан порядком и стабильностью, сделавшими возможным его экономическое развитие. Купцы из Акраганта, как и их коллеги из Селинунта, Кротоны и Сибариса, стали американскими миллионерами своего времени, на которых греческие плутократы помельче взирали с тайной завистью и самоутешающим презрением; Новый Свет, по заверениям его предшественника, увлекался размахом и внешним великолепием, но не располагал ни вкусом, ни художническим мастерством. Акрагантский храм Зевса, бесспорно, стремился к размаху, ибо Полибий пишет, что он «не уступал ни одному греческому храму по величине и планировке»[614]; мы не можем судить о его красоте непосредственно, так как его разрушили войны и землетрясения. Поколение спустя, в эпоху Перикла, Акрагант возводил строения поскромнее. Одно из них — храм Согласия — сохранилось почти целиком, а от храма Геры до нас дошла впечатляющая колоннада; этого в любом случае достаточно, чтобы показать, что греческий вкус не замыкался в Афинах и что даже коммерческий запад понял справедливость истины «размах не значит развитие». В Акраганте родился великий Эмпедокл; возможно, именно здесь, а не в кратере Этны нашел он свою смерть.

В самом начале Сиракузы были такими же, каковы они сейчас, — деревушкой, прижавшейся к мысу Ортигии. Еще в восьмом веке Коринф выслал колонистов, отличавшихся справедливостью и более совершенным оружием, на захват небольшого полуострова, который в те времена был, возможно, островом. Они построили или расширили перешеек, связывавший Ортигию с остальной Сицилией, и оттеснили большинство сикулов в глубь острова. Колонисты размножались со всей стремительностью энергичного народа, владеющего богатой землей; со временем их город станет крупнейшим в Греции, с периметром в двадцать три километра и полумиллионным населением. Землевладельческая аристократия была свергнута в 495 году восстанием лишенного гражданских прав народа, объединившегося с порабощенными сикулами. Если верить Аристотелю[615], новая демократия оказалась совершенно неспособной создать благоустроенное общество, и в 485 году Гелон из Гелы, опираясь на программу просвещенного предательства, установил диктатуру. Как и многие деятели этого сорта, он был столь же способным, сколь и беззастенчивым. Презирая нравственные законы и политические приличия, он превратил Ортигию в неуязвимую цитадель своего правительства, покорил Наксос, Леонтины и Мессану и обложил податью всю Восточную Сицилию, чтобы сделать Сиракузы прекраснейшей из греческих столиц. «Таким способом, — с грустью замечает Геродот, — Гелон стал великим царем»