Жизнь Греции. История цивилизации - [72]
Хотя в вечном Огне Гераклит находит утешительное постоянства, философа смущают его бесчисленные трансформации; вторая его стержневая идея — вечность и вездесущность изменений. Он не находит ничего статического во вселенной, разуме или душе. Ничто не есть, все становится; никакое состояние не пребывает неизменным, даже на кратчайшее мгновение; все перестает быть тем, чем было, и становится тем, чем оно будет. Здесь в философии поднимается новая проблема: в отличие от Фалеса, Гераклит не просто спрашивает, что суть вещи, но, как Анаксимандр, Лукреций и Спенсер, — каким. образом они стали тем, что они суть; и, подобно Аристотелю, он полагает, что исследование второго вопроса — наилучший подход к первому. Сохранившиеся апофтегмы не содержат знаменитой формулы panta rei, ouden menei — «все течет, ничто не остается на месте»; однако античность единодушно приписывает ее Гераклиту[496]. «Нельзя войти в одну и ту же реку, ибо на тебя накатывают все новые и новые воды» (41); «мы есть, и нас нет» (81); здесь, как и у Гегеля, вселенная — это огромное становление. Множественность, различие, изменение столь же реальны, как единство, тождественность, бытие; Многое столь же реально, как и Единое[497]. Многое есть Единое; каждое изменение — это приближение вещей к Огню или их удаление от Огня. Одно есть Многое; в самом сердце Огня таится не ведающее покоя изменение.
Отсюда Гераклит переходит к третьему началу своей философии — единству и взаимозависимости противоположностей, гармонии вражды. «Бог — день и ночь, зима и лето, война и мир, избыток и голод» (36); «доброе и дурное — одно; добро и зло — одно» (57–58); «жизнь и смерть — одно; пробуждение и сон, молодость и старость» (78). Все эти противоположности — стадии колебательного движения, моменты вечно изменяющегося Огня; каждый член пары противоположностей необходим для смысла и существования другого; реальность — это напряжение и взаимодействие, чередование и обмен, единство и гармония противоположностей. «Они не понимают, как разногласящее согласуется с собой. Здесь — слаживание противных натяжений, как в луке и лире» (45). Как напряжение струны, натягиваемой и отпускаемой, создает гармонию колебаний, называемую музыкой или нотой, так чередование и вражда противоположностей творит сущность, смысл и гармонию жизни и изменения. В борьбе организма с организмом, человека с человеком, мужчины с женщиной, поколения с поколением, класса с классом, народа с народом, идеи с идеей, веры с верой сражающиеся противоположности суть основа и уток на ткацком станке жизни, преследующие антагонистические цели и созидающие невидимое единство и тайное согласие целого. «Разногласящих гармония — наилучшая» (46); это поймет каждый влюбленный.
Все три принципа — Огонь, изменение и напряженное единство противоположностей — входят в Гераклитову концепцию души и Бога. Он смеется над теми, «кто тщетно пытается очиститься от кровопролития, оскверняя себя кровью» (130), или теми, «кто возносит молитвы к этим вот истуканам: это все равно что беседовать с домами; ничего не знают они о действительной природе богов» (126). Не допускает он и личного бессмертия: человек, как и все остальное, — изменчивое и прерывистое пламя, «возжигаемое и гаснущее, точно свет в ночи» (77). И все равно человек — это Огонь; душа, или жизненное начало, есть часть вечной энергии, присутствующей во всех вещах, и, как таковая, никогда не умирает. Смерть и рождение — произвольные моменты, выхваченные анализирующим разумом человека из потока становления; однако, с непредвзятой точки зрения, с точки зрения вселенной, это лишь фазы в бесконечном изменении форм. В любое мгновение частичка нас умирает, тогда как целое живет; каждую секунду умирает один из нас, тогда как Жизнь живет. Смерть не только конец, но и начало; рождение не только начало, но и конец. Наши слова, мысли, даже этика суть предрассудки и выражают наши интересы как представителей определенных групп; философия должна видеть вещи в свете целого. «Для Бога все вещи прекрасны и хороши и справедливы; это люди нарекли одно несправедливым, другое — справедливым» (61).
Как душа — преходящий язык непрестанно изменяющегося пламени жизни, так Бог — вечносущий Огонь, неуничтожаемая энергия мира. Он — единство, связующее все противоположности, гармония всех противоборств, конечная цель и смысл любой вражды. Этот Божественный Огонь, как и жизнь (ибо они — повсюду и одно), вечно меняет свою форму, вечно поднимается вверх или нисходит вниз по лестнице изменения, вечно поглощает и восстанавливает вещи; и действительно, в один далекий день «Огонь будет судить все вещи и схватит» (62), уничтожит их, расчистив дорогу для новых форм в день Последнего Суда, или космической катастрофы. Тем не менее действия неумирающего Огня не лишены смысла и строя; если бы люди умели понимать мир как целое, то они увидели бы в нем безмерную нечеловеческую мудрость, Логос, или Разум, или Слово (65), и попытались бы привести свои жизни в согласие с этим путем Природы, этим законом вселенной, этой мудростью, или организованной энергией, которая и есть Бог (91). «Мудро прислушиваться не ко мне, но к Слову» (1), искать и следовать безграничному разуму целого.
