Жизнь Греции. История цивилизации - [307]
Обрадованный этой демонстрацией, царь просил Архимеда разработать несколько военных орудий. Их обоих как нельзя лучше характеризует тот факт, что Архимед, разработав эти орудия, забыл о них, а Гиерон, любя мир, никогда ими не пользовался. «Архимед, — пишет Плутарх, — был человеком такого возвышенного образа мыслей, такой глубины души и богатства познаний, что о вещах, доставивших ему славу ума не смертного, а божественного, не пожелал написать ничего, но, считая сооружение машин и вообще всякое искусство, сопричастное повседневным нуждам, низменным и грубым, все свое рвение обратил на такие занятия, в которых красота и совершенство пребывают не смешанными с потребностями жизни, — занятия, не сравнимые ни с какими другими, представляющие собою своего рода состязание между материей и доказательством, и в этом состязании первая являет величие и красоту, а второе — точность и невиданную силу»[2331].
Но когда умер Гиерон, Сиракузы поссорились с Римом, и доблестный Марцелл обрушился на город с суши и моря. Хотя Архимеду исполнилось (212) уже семьдесят пять, он руководил обороной на обоих фронтах. За стенами, прикрывающими гавань, он установил катапульты, способные метать тяжелые камни на значительное расстояние; град метательных снарядов был столь сокрушительным, что Марцелл отступил, надеясь вернуться ночью. Но когда корабли появились вблизи берега, моряки были отброшены атакой лучников, которые стреляли из отверстий в стене, проделанных помощниками Архимеда. Кроме того, изобретатель расположил внутри стен подъемные краны, которые — стоило римским судам оказаться в пределах их досягаемости — с помощью рычагов и шкивов приводились в действие и сбрасывали на атакующих каменные и свинцовые глыбы, потопившие много кораблей. Другие краны, снабженные огромными крюками, схватывали корабли, поднимали их в воздух, швыряли на скалы или погружали кормой вперед в море[2332][2333]. Марцелл отвел флот назад и возложил все свои надежды на наступление с суши. Но Архимед бомбардировал его войска крупными камнями, выпущенными из катапульт, и римляне бежали, говоря, что им противостоят боги; они отказывались идти на приступ снова[2334]. «Столь великим и удивительным, — замечает Полибий, — выказывает себя гений одного человека, когда он должным образом применен. Римляне, имевшие перевес и на море, и на суше, с полным правом могли бы рассчитывать захватить город одним ударом, если бы в Сиракузах не стало одного старика; пока он находился в городе, они не осмеливались идти на приступ»[2335].
Отбросив идею взять Сиракузы штурмом, Марцелл примирился с мыслью о необходимости долгой блокады. После восьмимесячной осады голодающий город капитулировал. В воспоследовавшей резне и грабеже Марцелл повелел не причинять вреда Архимеду. Один из занимавшихся грабежом римских воинов наткнулся на престарелого сиракузянина, погруженного в изучение фигур, которые он чертил на песке. Римлянин приказал ему немедленно предстать перед Марцеллом. Архимед отказался идти, пока не решит свою задачу; он «искренне просил воина, — говорит Плутарх, — немного подождать, чтобы ему не пришлось оставить работу неоконченной и несовершенной, но воин, нимало не тронутый его мольбой, убил его на месте»[2336]. Узнав об этом, Марцелл очень опечалился и сделал все, что было в его силах, чтобы утешить родственников покойного[2337]. В память о нем римский военачальник воздвиг прекрасный надгробный памятник, на котором, в согласии с пожеланием самого математика, была изображена сфера внутри цилиндра; нахождение формулы для вычисления площади и объема этих фигур являлось, на взгляд Архимеда, высшим свершением в его жизни. Он был не так уж далек от истины: пополнить геометрию одной важной теоремой куда более ценно для человечества, чем осаждать или оборонять города. Мы должны поставить Архимеда в один ряд с Ньютоном и приписать ему «совокупность математических открытий, не превзойденную ни одним человеком в мировой истории»
