Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [52]

«Мы все, – сказал я, – хотели бы видеть, как вновь засияет корона Святого Иштвана во всей своей прежней славе. Но прежде чем это произойдет, должны быть решены важные задачи внешней и внутренней политики государства, его дальнейшей консолидации. Любой, кто в настоящее переходное время выдвигает задачу реставрации монархии на передний план, оказывает плохую услугу установившемуся в стране миру, тормозит происходящие в ней преобразования и ставит препятствия на пути возобновления отношений с иностранными державами».

Это означало – и в те дни я часто делал акцент на этом тезисе в дискуссиях с иностранными дипломатами, – что я и члены правительства рассматривают вопрос возвращения его величества на венгерский трон только как внутреннее дело самой Венгрии; в любом случае вопрос о Габсбургах не упоминался в Трианонском договоре. Иметь некое право и обладать возможностью для осуществления этого права – это две разные вещи. В Париже все еще существовала Конференция послов стран-победительниц, которая заявляла о своем праве обсуждать все вопросы, касавшиеся Венгрии, Австрии и Германии, например вопрос о репарациях; и она была вправе применить принудительные меры для проведения в жизнь своих решений. Ее представителями в Будапеште были британский и французский верховные комиссары, итальянский поверенный в делах, а также военная миссия. 2 февраля 1920 г. Конференция послов ввела официальное вето на восстановление монархии Габсбургов в Венгрии. Было заявлено, что такая реставрация в перспективе «потрясет мир до его основания», и она не может «ни быть признана, ни тем более терпима» странами Антанты.

Такое безапелляционное отношение, об изменении которого в ближайшее время не шло и речи, было еще раз подтверждено графом Сфорца, итальянским министром иностранных дел. 3 января 1921 г. после длительного обсуждения с нашим дипломатическим представителем в Риме графом Немешем вопроса об отношении Италии к возможному возвращению на трон Габсбургов граф Сфорца воскликнул: «Император Карл – никогда!» Это объяснялось опасением Италии, что в случае возвращения Габсбурга возникнет угроза потери ею Триеста и Южного Тироля. При заключении договора в Рапалло (3 ноября 1920 г.) итальянцы совместно с Королевством сербов, хорватов и словенцев заявили, что сделают все возможное, что только есть в их власти, чтобы «помешать возвращению представителя Дома Габсбургов на венгерский трон». Во время визита Эдуарда Бенеша, премьер-министра Чехословакии, в Рим в первых числах февраля 1921 г. об этом было заявлено вновь. Он заявил, что возвращение Габсбургов будет считаться casus belli (поводом к войне). Наконец, Конференция послов подтвердила свои декларации от 2 февраля 1920 г. и от 16 февраля 1921 г. за несколько недель до возвращения его величества в Венгрию.

Все это я держал в своем уме, ожидая встречи с королем. Разве эти факты не были доведены до него его советниками? Наша встреча должна была дать мне ответ на этот вопрос.

Мне не пришлось долго ждать. Его величество пешком проделал короткий путь до королевского дворца. Мы не встречались с того судьбоносного дня, бывшего два с половиной года назад, когда мне предстояло исполнить тяжелую обязанность и сообщить его величеству в Шёнбрунне о капитуляции флота в соответствии с моими инструкциями и просить его принять мою отставку с поста главкомандующего флотом. И в этот раз, как всегда, его величество был добр ко мне. Теперь, когда я собирался сопроводить его из адъютантской комнаты в свой кабинет, он бросился ко мне и обнял меня.

Король Карл, одетый в форму венгерского офицера, выразил надежду, что он сможет занять место главы государства. Он рассказал мне о своей жизни в изгнании.

Я уверил его величество, что, будь у меня возможность призвать его на трон, нашего коронованного короля, чьи законные права я признаю и готов их защищать, это было бы счастливейшим завершением моей нынешней службы.

В Венгрии, сказал я ему, его имения не были национализированы и доход с них находится в его полном распоряжении. Вот только моя петиция к главам государств-победителей с просьбой, чтобы страны, входившие ранее в состав империи, могли бы выделить на содержание его величества необходимые суммы в зависимости от их величины и числа жителей, не имела результата. Я просил его верить, что по-прежнему чувствую себя связанным присягой на верность императору и что у меня нет ни малейшего желания оставаться в должности регента. «Но ваше величество должны принять во внимание, – продолжал я, – что, как только я передам бразды правления королю, армии соседних государств перейдут наши границы. У нас нет ничего, что мы могли бы противопоставить им на поле битвы. Тогда ваше величество будет вынужден вернуться в Швейцарию, а Венгрию оккупируют иностранные войска. И каковы будут последствия от повторной оккупации, просто невозможно себе представить».

Воспоминания о румынской оккупации были еще живы в моей памяти, и я хотел убедить его величество, что угроза новой оккупации не была иллюзорной. Сейчас, когда я пишу эти строки, мир значительно изменился и не похож на тот, каким он был в 1921 г., и народы Австро-Венгрии, несомненно, предпочитают видеть двуглавого орла вместо серпа и молота. Но в эти пасхальные дни 1921 г. в сопредельных государствах высоко поднялась волна национализма, и их правительства не позволили бы восстановить символы Габсбургов. О таких соображениях непременно надо было бы помнить великим державам, которые своими руками намеренно совершили раздел Австро-Венгерской империи, к несчастью будущей Европы и мира.