Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [31]

В самом начале ноября в моей семье начали оплакивать первые военные потери. Мой младший брат Сабольч отказался от должности лейтенанта в своем округе. Несмотря на мои протесты и возражения премьер-министра, который считал, что внутренний фронт не менее важен, он пошел офицером-добровольцем в гусарский резервный полк и был убит в Польше, попав в засаду во время рекогносцировки.

Ничто так не действует на нервы, как вынужденное бездействие, особенно когда вся обстановка побуждает к действию. В Пуле наши моряки длительное время занимались выполнением обычных обязанностей во время стоянки. К счастью, в декабре я был неожиданно назначен капитаном крейсера «Новара»[33], который только что сошел со стапелей в Фиуме (ныне Риека); он был самым быстроходным кораблем нашего флота, предназначенным для особых заданий. Это назначение восстановило мое душевное равновесие.

Однако ходовые испытания «Новары» выявили неполадки в машинном отделении, которые, возможно, могли быть объяснены актами саботажа во время постройки корабля. Я не смог воспользоваться возможностью отвести крейсер в Смирну (ныне Измир) с боеприпасами для турок, которые испытывали их недостаток из-за минирования Дуная (которое продолжалось до завоевания Румынии).

Высадка британского десанта в Галлиполи и попытка форсировать Дарданеллы могли означать, что наконец-то начнутся боевые действия и будет выработан план помощи нашим осажденным союзникам-туркам. Конечно, мы не были готовы рисковать нашими основными кораблями в Восточном Средиземноморье, но мы вполне могли бы задействовать подводные лодки. Тогда еще не предпринимались попытки проникнуть через Гибралтарский пролив, командование кайзерлихмарине (германских императорских ВМС) отправляло подводные лодки в разобранном виде поездами в Пулу, чтобы там собрать их на месте; мы называли их «окаринами». Мне было дано задание отбуксировать субмарину U-8, командиром которой был лейтенант фон Фойгт, до мыса Матапан (Тенарон), чтобы не тратить ее запасы горючего при плавании в Адриатике. Пришлось замаскировать «Новару» под обычное торговое судно при помощи деревянных надстроек на палубе, и 2 мая мы вышли из Пулы. Мы успели пройти через узкий пролив Отранто, однако в сотне морских миль от мыса Матапан нас обнаружили французские линкоры. Я изменил курс и пошел на Патры, тем самым пытаясь убедить французов, что мы торговое судно. Корабли противника приближались, и мне пришлось отдать приказ капитану подлодки продолжить плавание самостоятельно. Лодка пошла на погружение. Мы убрали камуфляж и подняли военно-морской флаг. Французские силы были сосредоточены на острове Корфу, им был передан сигнал тревоги по беспроволочному телеграфу, и нас могли заблокировать в проливе Отранто. Однако нам удалось прорваться на север. U-8 прибыла в Дарданеллы, а мы вернулись в порт приписки. За этот поход я был награжден Железным крестом. Позднее я с интересом прочел о войне на Средиземном море в книге английского историка Джулиана Корбетта «Операции английского флота в Первую мировую войну». Он писал, что наши два прорыва блокады Отранто сильно обеспокоили Британское адмиралтейство и привели к передислокации английских военно-морских соединений.

Едва я успел вернуться в Пулу, как вступление Италии в войну на стороне Антанты привело к новой расстановке сил на театре военных действий. Гросс-адмирал Антон Хаус (Гаус), командующий военно-морским флотом Австро-Венгрии, просигналил с флагманского корабля: «Поднять пары в котле». Это произошло спустя всего полчаса после объявления войны Италией. План наступательной операции был разработан заранее, и все капитаны были готовы к выполнению боевого задания. В 11 часов ночи весь австро-венгерский флот пришел в движение и атаковал противника на восточном побережье Италии на всем его протяжении от Венеции до Бриндизи. Нашей основной задачей было задержать продвижение итальянских войск; для этого требовалось разрушить железнодорожные пути вдоль побережья Адриатического моря, чтобы дать необходимое время для переброски наших войск к границе. На тот момент ее прикрывали только несколько батальонов, путь на Вену оставался открытым. В результате нашей операции итальянцы, опасаясь нашего десанта в Анконе и удара на Рим в тылу своих армий, приостановили наступление.

Я командовал самым северным соединением флота; «Новара» совместно с четырьмя миноносцами и эсминцем «Шарфшютце» атаковала Порто-Корсини (вход в канал). Опасаясь присутствия подводных лодок и моторных судов в канале, соединяющем Равенну с Адриатическим морем, длиной всего лишь 10 км, я отдал приказ капитану «Шарфшютце» первым зайти кормой вперед в канал. Поведение итальянских солдат, сидевших в окопах, было достаточно странным; они никак не проявляли себя. Они показались около 5 часов утра; один их унтер-офицер прокричал наивный вопрос: «А чего вам, собственно говоря, нужно?» Заговорили пушки и пулеметы и доходчиво объяснили, что нам было нужно. После того как «Шарфшютце» выполнил свою задачу – разрушил станцию связи, он на полной скорости вышел из канала. Его уровень был настолько низким, что, несмотря на сильный огонь, все снаряды прошли мимо. Итальянским батареям удалось, правда, несколько раз попасть в «Новару», и мой храбрый лейтенант торпедного отделения Персик и несколько матросов были убиты. Один из миноносцев был поврежден. Я отдал приказ уйти с линии огня, и мы заделали пробоину в борту, подведя под нее просмоленную парусину, так что «Шарфшютце» смог отбуксировать его в Пулу. После этой операции корабли под моим командованием взяли курс на Триест. У меня был приказ атаковать итальянскую эскадру, которая, как полагали, возвращалась туда из Венеции. Когда наши аэропланы разведки сообщили, что ни одно судно не выходило из гавани Венеции, мне приказали присоединиться к основным силам флота и вернуться с ним в Пулу.