Жизнь Давида - [6]
Но во время разговора в шатре стремительный Давид не дает Саулу опомниться, и царя убеждает уверенность пастуха. Чем-то интимным, семейным веет от следующей прекрасно описанной сцены. Саул надевает на Давида свое оружие и возлагает на голову юноше свой медный шлем. Тепло только что снятых и переданных Давиду одежд символизирует почти что коронование. Ранний источник, автор с богатым воображением, постарался, чтобы все это слилось в очаровательный комический эпизод: увешанный тяжелым вооружением, с мечом и в шлеме, юноша «начал ходить» и сказал так: «Я не могу ходить в этом, я не привык» (I Цар. 17, 39); в старом переводе короля Иакова сказано: «Я не испробовал этого».
Итак, Давид снимает тяжелое вооружение и выходит на бой, в котором с помощью гладкого речного камешка и гибкой пращи — он, кстати, сам способен проявлять изрядную гибкость — побеждает противника. Затем он укорачивает кузена-гиганта, лежащего со всем своим оружием ничком, без движения, — или, может быть, даже еще шевелящегося. Взяв меч Голиафа, он отрубает ему голову. Прикончить Голиафа его собственным клинком — это так похоже на практичного Давида. Никколо Макиавелли хвалил отказ Давида от оружия Саула, потому что тем самым тот продемонстрировал: «чужое оружие или падает с тебя, или слишком тяжело, или сковывает движения». Впрочем, используя оружие врага против него самого, Давид выходит за рамки обыкновенной практичности. Как камень, вошедший в лоб, гротескно делает буквальным превосходство более высокого ума над низшим, так и обезглавливание Голиафа его собственным мечом подчеркивает способность Давида воспользоваться всем, что попадает ему в руки, — в том числе возможными достоинствами противника.
После схватки военачальник Авенир отводит Давида в шатер Саула, чтобы юноша продемонстрировал царю голову филистимлянина. Арфист, чья музыка изгоняла из царя злых духов, победил главного врага. Военачальник Авенир, могущественный фаворит и исполнительный воин, принадлежал к той категории людей, которые всегда готовы взять власть, если царский наследник окажется слаб, и он, вероятно, воспринимал поэзию и игру на арфе как и всякий человек действия, в то время как Саул хотя бы знал о терапевтическом эффекте искусства Давида. Впрочем, Авенир вступил в ту жизненную стадию, когда у энергичного человека появляется духовный голод и он обращается к религии, или к поэзии, или, если вести речь о нашей современной жизни, к «программе двенадцати шагов»[5]. Но совсем не обязательно такой человек сразу подумает о ком-то: «Когда-нибудь этот человек подпишет мой смертный приговор». В общем, Саул и Авенир мало что знали о Давиде, если не считать его удивительной победы, обоим не нравилось его красноречие, равно как и его раздражающая любезность, он казался им этаким плющом, который стремительно прилепляется к камню или к ногам. А ведь Давид, противостоявший своему брату Елиаву и кузену Голиафу и одержавший победу над ними, впоследствии превзойдет Саула и Авенира и произнесет об этих двух обреченных старцах великие надгробные речи.
Итак, Авенир привел Давида, несущего свежеотрубленную голову, в царский шатер. И в дробной, наводящей на сравнение со сном логике склеенного по швам повествования Саул, словно будучи в трансе, почти как Лир, пробудившийся от безумия и взирающий на Корделию, спросил, прищурившись: «Чей ты сын, юноша?» И Давид ответил: «Сын раба твоего Иессея из Вифлеема» (I Цар. 17, 58).
III. Другая дочь царя
Эти монотеисты практиковали полигамию.
Об этом нужно помнить, чтобы понять сцену, где царь предлагает Давиду жениться на своей дочери: формула, которой заканчиваются многие северные волшебные сказки, здесь стоит в самом начале приключений юноши.
Как в сказке, юноша был никем, но неожиданно восторжествовал над всеми. Он пас овец и даже в маловыдающейся семье Иессея был мальчиком на посылках. Некоторые легенды говорят, что он был сыном старого Иессея от рабыни. Словом, Давид должен был оценить щедрость предложения, хотя он, конечно, понимал, что у царя может быть еще не один десяток дочерей от разных жен и наложниц; впрочем, и Саул, и, вероятно, Давид помнили о том, что сам царь родился в безвестности. Саул приобрел свой титул в результате неотработанной церемонии, определявшейся больше желаниями и воображением других людей, чем собственными заслугами.
Народ хотел царя, и пророк Самуил, предостерегавший от царя людей, в конце концов указал на Саула, которого прятал в надежде все-таки избежать помазания. Таким образом, Самуил принял на себя права и обязанности властителя, и все пошло по-новому. «Ему ли спасать нас? И презрели его и не поднесли ему даров; но он как бы не замечал того» (I Цар. 10, 27). А до избрания, до помазания, которое мало что доказывало, Саул был в том же возрасте, что и этот юноша, бряцающий на арфе, — он не был ни царем, ни удивительным ребенком, он был просто Саулом.
Большой красивый Саул. Его история не имеет никакого отношения к гангстерскому захвату власти, когда становятся царями, раскидывая других претендентов в стороны, сокрушая, свергая или попросту уничтожая конкурентов. Пророк Самуил безошибочно прочел Божью волю, избрав Саула. Жажда власти, беспощадность к врагам, готовность к убийствам, лжи и шантажу во имя политики, способность плести интриги и устраивать распри не были им унаследованы, они были спрятаны в Сауле глубже, чем в любом принце, самим рождением уготованном для интриг и придворных убийств. Не получив таких способностей в наследство, Саул должен был старательно учиться царствовать, как учатся ремеслу, десятилетиями овладевать искусством правления, постепенно концентрируя в своих руках власть. Конечно, у него были некие природные способности к коварству и насилию, которые он сумел отточить, а также устрашающие физические качества, ставшие в результате инструментами достижения того положения, которого он не хотел занимать. Саул мог руководствоваться только собственными желаниями и собственными знаниями, особенно если учесть, что человек, который избрал его и помазал, изначально делать этого не хотел. А потом тот же человек — Самуил — воспользуется случаем, чтобы проинформировать Саула: Господь сожалеет, что сделал его царем. И Саул попросил прощения, но ему было отказано в прощении. Неудивительно, что после этого его разум стал легкой добычей злых духов, посланных Богом.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Что может связывать Талмуд — книгу древней еврейской мудрости и Интернет — продукт современных высоких технологий? Автор находит удивительные параллели в этих всеохватывающих, беспредельных, но и всегда незавершенных, фрагментарных мирах. Страница Талмуда и домашняя страница Интернета парадоксальным образом схожи. Джонатан Розен, американский прозаик и эссеист, написал удивительную книгу, где размышляет о талмудической мудрости, судьбах своих предков и взаимосвязях вещного и духовного миров.
Белые пятна еврейской культуры — вот предмет пристального интереса современного израильского писателя и культуролога, доктора философии Дениса Соболева. Его книга "Евреи и Европа" посвящена сложнейшему и интереснейшему вопросу еврейской истории — проблеме культурной самоидентификации евреев в историческом и культурном пространстве. Кто такие европейские евреи? Какое отношение они имеют к хазарам? Есть ли вне Израиля еврейская литература? Что привнесли евреи-художники в европейскую и мировую культуру? Это лишь часть вопросов, на которые пытается ответить автор.
Очерки и эссе о русских прозаиках и поэтах послеоктябрьского периода — Осипе Мандельштаме, Исааке Бабеле, Илье Эренбурге, Самуиле Маршаке, Евгении Шварце, Вере Инбер и других — составляют эту книгу. Автор на основе биографий и творчества писателей исследует связь между их этническими корнями, культурной средой и особенностями индивидуального мироощущения, формировавшегося под воздействием механизмов национальной психологии.
Книга профессора Гарвардского университета Алана Дершовица посвящена разбору наиболее часто встречающихся обвинений в адрес Израиля (в нарушении прав человека, расизме, судебном произволе, неадекватном ответе на террористические акты). Автор последовательно доказывает несостоятельность каждого из этих обвинений и приходит к выводу: Израиль — самое правовое государство на Ближнем Востоке и одна из самых демократических стран в современном мире.