Жизнь человека - [11]

Негаданно берущая в полон,

Прибавленная Федей незабудка

Отвешивает сдержанный поклон.

А он зовет — туда, где в травах тропка.

Он говорит: «Когда ж приедешь ты?

А то мне даже чуточку неловко,

Что я один средь этой красоты…»

«В жизни каждый — и не раз…»

В жизни каждый — и не раз

Претендует на вниманье,

Ибо хочется подчас

Нежности и пониманья.

Но стоит антициклон

Над землей Нечерноземья.

Ранит душу пыльный склон.

Погибает в почве семя.

«Путь мой единственный, где ж он?..»

Путь мой единственный, где ж он?

Молодость наша, прости.

Был я со всеми процежен

Сквозь этой жизни пласты.

Пробы — на смелость, на ересь —

Сквозь этой жизни слои.

Но сохранил я, надеюсь,

Качества только свои…

Слезы волнения вытри

Или сквозь слезы взгляни.

Счастье, что в некоем фильтре

Не потерялись они.

На встрече

Четыре поэта-ифлийца.

И сорок прошло уже лет

С тех пор, как ударил в их лица

Холодный военный рассвет.

…Так брат постаревший у брата

О жизни расспрашивать рад.

Но что их сближает? Утраты.

Единая горечь утрат.

И в старом московском пейзаже,

Что в пыльное смотрит окно,

Все новое нынче…

И даже

Твардовского нету давно.

Однополчане

Два товарища давних, два ратника,

Обжигая сверканьем седин,—

Оба сняли пальто аккуратненько,

Даже сбросил ботинки один.

И сидят они около столика,

На котором случайная снедь,—

Три внезапно воскресших соколика,

Не успевших, верней, умереть.

Слишком многое начисто выжжено.

Но из пепла того и золы

Как-то даже светло и возвышенно

Три зеленых восходят стрелы.

Сверчок

Там, позади сундучка,

Вновь что-то празднуя,

Выбилась песня сверчка

Однообразная.

И, не довольны сверчком,

Пробуют лешего

Выкурить хоть табачком.

Но ни малейшего

Нет результата у них.

Радость великая —

На полминуты утих…

Ожил, пиликая.

Слышится голос сверчка

В маленькой горенке.

Как он поет! — ни сучка

И ни задоринки.

Начало сна

Негромкие речи вели

Колеса как будто спросонок.

Пощелкивал поезд вдали,

Баюкая дачный поселок.

Отчетливый рельсовый стон,

Что знаете, впрочем, и вы ведь

Сначала я слышал свой сои,

Потом начинал его видеть.

Баллада о междупутье

Спрыгнул на междупутье,—

Лень было лезть на мост.

И поразило жутью

Праздный субботний мозг:

Сквозь бесконечный, вечный

Мир — в этот самый миг,

Светом пронзая, встречный

Вырвался напрямик…

Сделал напропалую

То, что пришло на ум,—

Жизнь пожалел родную,

Не пожалел костюм.

И, уже рухнув плоско,

Крикнул себе: «Ложись!»

Узенькая полоска.

Хрупкая наша жизнь.

Разве цена за это

Больно уж высока?

Рядом колеса где-то

Бухают у виска.

Двигался дым кудлато.

Сразу и без труда

Встал и пошел куда-то,

Может, и не туда,

Помня малейшей порой,

Как он во мрак упал;

Слыша сирену «скорой»,

Стоны и вскрик у шпал.

Тополь

На рассвете очнувшийся тополь

За окошком вступает в права,—

Мой Руанский собор, мой Акрополь

И на Нерли мои Покрова.

Кавказ

Я высунулся, бледный, из машины.

На повороте воздуху глотнуть.

Терялись исполинские вершины,

В разрыв небес ушедшие по грудь.

Соединеньем сумрака и мрака

Меж скалами клубились облака.

Под ними, как промокшая собака,

Отряхивалась горная река.

Грузинский мотив

Здесь не привычны к отчеству,

Как в юные года.

Я рад безмерно обществу,

Опять попал куда.

Друзей любимых облику

(Пусть каждый стал седой),

Своей судьбе, что об руку

Проходит с их судьбой.

Во Франции и в Англии

Бывал я, как и ты.

Но здесь раскрыл Евангелие

От Гии и Хуты.

Здесь пребывает в нежности,

Не молод, но не стар,

Владелец хмурой внешности —

Мой добрый брат Отар[2].

Здесь под окошком Грузия,

И в горле сладкий ком.

Счастливая контузия

Застольем и стихом.

Почтальон под дождем

Дождь. Почтальон под дождем.

Вряд ли почувствуешь зависть.

Холодно в поле пустом,

Где он идет, оскальзаясь.

Дождь. Почтальон под дождем.

Сумка промокла до нитки.

Может быть, зря его ждем

Мы под зонтом у калитки.

Уход

Сквозь новые внезапные заботы,

Сквозь многие возникшие дела —

Вдохнула ощущение свободы

И голову бесстрашно подняла:

Дорога, уносящая отлого,

Дома и перелески без конца.

И белый след как будто от ожога

На месте обручального кольца.

Твердость

Не умолкли в мире трубы,

Не окончены труды.

И скажу, что ваши губы

Недостаточно тверды

Для того, чтобы, ликуя,

Песни петь среди ветров.

А еще — для поцелуя.

А еще — для жестких слов.

«Над золотыми дальними прудами…»

Над золотыми дальними прудами

Старухи древние с обвисшими грудями

Не укрываются средь зарослей густых,

Сам испугаешься, едва увидев их.

Неужто были юны и пугливы

И их влекли любовные порывы?

Материал давно забытых глав

Природой приготовлен в переплав.

Исчезновенье корабля

С огромного материка,

Не соблюдая должной квоты,

Выносит мощная река

Свои накопленные воды.

Так сочетаются они

И океанское теченье,

Что корабельные огни

Теряют всякое значенье.

Разверзшийся водоворот,

Километровая воронка.

И — все!..

И даже похоронка

Не постучится у ворот.

Опять в сиянии дневном

Волна качается упруго.

Ни шлюпки, брошенной вверх дном,

И ни спасательного круга.

Ни краткого сигнала SOS,

Услышанного на мгновенье.

Ни вскрика слабого, ни слез,

А лишь само исчезновенье.

«До волны завалился трубой…»

До волны завалился трубой

Затонувший близ берега траулер.

Меж камнями клубится прибой,

И пейзаж этот мрачен и траурен.

Тучи низкие ходко идут.

Слишком призрачно благополучие.

Потому-то сквозь скрежет и гуд

Верить хочется все-таки в лучшее.