Жизнь Большой Реки - [76]

Из дома высыпают люди. Бегут на мостик. Смотрю снизу: сколько же их там собралось? Может, мне снится? Вижу Вицека и префекта, столько знакомых и незнакомых лиц. На целую голову возвышается над всеми великан — профессор. Все говорят одновременно, смеются, кричат. Задаю не очень умный вопрос:

— Который час?..

Удивленные, они молчат. Но вот кто-то отвечает:

— Пять минут двенадцатого. Как у тебя это получилось?

Я улыбаюсь. Наверное, я счастлив. Еще держусь за столб, но смеющиеся лица друзей начинают уже расплываться. Голова пустая и все равно такая тяжелая опускается.

Словно бы с очень большого расстояния доносится голос профессора:

— Эй, люди! Держите байдарку! Не видите, что происходит?..

* * *

Не стыжусь признаться, что я тогда потерял сознание. Последнее усилие было слишком большим. Может быть, сверх моих сил. А друзья, зная о буре, о безумствующем последние дни суресте и догадываясь, что я был захвачен врасплох и стал пленником длительной непогоды, не надеялись, что я доплыву к условленному сроку. Поэтому они не поглядывали на часы, не ожидали меня на мостике, не выглядывали на реку. Хуже того, они не поставили в холодильник бутылок, о которых шла речь при заключении пари. Они объяснили мне все это потом. А пока уложили в постель. И когда через несколько часов, с пальцами, еще сведенными судорогой, я торжественно вышел на веранду, окружающую домик, то увидел картину, пусть, может быть, бесхитростную и простенькую, но навсегда оставшуюся у меня в благодарной памяти. На кустах и всевозможных колышках Викторио, тот самый Викторио, который несколько месяцев назад рисковал своей лучшей удочкой, предлагая мне выдержать в течение получаса атаку полчищ москитов, заботливо развесил мое снаряжение, вытащенное из байдарки, и сушил его. Обычный, совершенно естественный поступок настоящего исленьо — жителя островов в дельте. Это называется дружбой. Уверен, что точно так же поступили бы в подобной ситуации и другие «речные люди», живущие вдоль берегов Параны.

Я прошел на веслах в общей сумме две тысячи двести километров, познакомился с Большой Рекой. Узнал ее вблизи. В солнечные дни и в ненастные. Она нежила меня тропической недвижностью и вынуждала бороться за жизнь, когда налетал памперо. Да, я выиграл в конце концов неумное пари. Разумеется, был рад этому. Но если бы читатель спросил меня, что в моем путешествии было самым впечатляющим, самым памятным, самым ценным, я без колебания ответил бы: привезенное с собой сокровище.

Может быть, я неудачно рассказал о жизни Большой Реки, возможно, язык мой был нескладным и слишком убогим. Вот почему сейчас, на прощание, я хотел бы ясно сказать, объяснить, что это за сокровище. Пожалуй, это самое ценное, что человек способен добыть в своей жизни. Во время долгих скитаний по рекам Игуасу и Паране на их водах, островах и в прибрежной сельве я нашел и завоевал Дружбу.

Я не раз называл их «речными людьми». Говорю о рыбаках, охотниках, плотогонах, лоцманах, об экипажах судов и барок. Они принимали меня в свою компанию, среди них я никогда не чувствовал себя чужим. Я заслужил даже нечто такое, что можно было бы назвать почетным титулом и что я весьма ценю. Слухи по реке разносятся быстро, и нас далеко опережала весть о странной лодке-байдарке, о бихо Колорадо. Вначале в этих вестях-слухах меня называли просто «гринго». Иногда — «гринго локо», что заключало в себе сомнение в отношении моего здравого смысла. Позднее мои новые друзья уже говорили между собой: «гринго матеро». Это было выражением чувства общности, признания меня как гринго, пьющего мате, не сторонящегося местных обычаев.

И наконец, меня называли «гринго гаухо». Это было «высшее отличие». Когда о ком-нибудь говорят «гаухо», это означает уважение и почтение. А слово «гринго» теряло тогда свое значение, становилось просто дополняющим определением. Я был уже «свой».

Позднее я не раз встречал и в новых экспедициях продолжаю встречать друзей с Большой Реки.

Этому сокровищу — дружбе этих людей — я хотел бы посвятить эту книгу. Знаю, конечно, что немногие из них могли бы ее прочитать даже на испанском языке. И поэтому я закопчу ее так, чтобы и они с удовольствием восприняли, и читатель, который вместе со мной добрался до этих строк, тоже понял. Закончу кличем дружбы, кличем, которым тамила далеких водах, приветствуют друзей, старинным кличем индейцев гуарани — сапукай:

— Пиуу… иииу… пиийа… напаа…

Остров «Туна», дельта Параны,

1966 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Все меньше становится на земле нехоженых троп, необжитых или не затронутых цивилизацией уголков. По все же они еще есть, и есть еще особый разряд людей, которых манят к себе эти уцелевшие неизведанные островки. Путешественники, «первооткрыватели», преодолевают порой большие трудности, сопряженные с риском для жизни, вступают в единоборство со стихией. Этих людей зовет в дорогу жажда познания, любознательность. Книги путешественников совершенно особенные. Почти все они захватывающе интересны (какое путешествие проходит без забавных приключений или опасных злоключений?); написанные по дневниковым записям, они достоверны и оригинальны.