Жизель до и после смерти - [20]

Лидия стояла с ярким румянцем на щеках и так же порывисто дыша, как и он. Сказав это запальчиво, она закрыла руками лицо и разрыдалась. Андрей обнял ее и усадил рядом на диван.

— Девочка моя дорогая, не надо так переживать. Если этот «один человек» — это Гурский, то выходите за него.

— Это — вы! — услышал он сквозь рыдания. Она долго не могла успокоиться, он терпеливо ждал, пока рыдания не перешли во всхлипывания, протянул ей платок, с нежностью глядя, как она сморкается и вытирает ставшее некрасивым от слез лицо с распухшими покрасневшими глазами.

— Расскажите мне все, иначе я сойду с ума!

— Я читала ваше письмо о той даме, которую вы любили, и все представляла, но только сама была на ее месте. Потом я подумала, что я, наверное, испорченная, раз представляю такое с посторонним мужчиной. И… я не знаю. Я подумала, что уже не способна мечтать о чистой любви, раз думаю сразу об этом и… это так волнует! Это ужасно, да? — она вопросительно посмотрела ему в глаза, желая узнать его мнение, — поэтому я и решила что с Сергеем — это настоящее, раз совсем по-другому.

— Это у нас с вами — настоящее, потому что я люблю вас больше жизни, я с ума схожу, я не сплю по ночам с тех пор как узнал, что могу потерять тебя, а когда засыпаю, вижу тебя во сне, такую недотрогу, такую невинную девочку, и дороже и желаннее никого нет в моей жизни, я это понял еще в Варшаве, когда увидел твои глаза из-под черной шляпы… — Андрей говорил это, как в бреду, без остановки, а сам в это время ласкал кончиками пальцев ее лицо, пока глаза ее не закрылись от блаженства. Тогда он осторожно прикоснулся губами к ее губам и целовал их короткими нежными поцелуями, дожидаясь ответа. Лидия сама закинула руки ему на плечи, обнимая. Наконец, оторвавшись от ее рта, Андрей прошептал:

— Нам лучше сейчас не оставаться наедине, это выше моих сил, но я хочу, чтобы ты сама захотела большего. Пока еще рано. Пойдем смотреть Эйфелеву башню?

Лидия не сразу поняла, что он сказал, глядя на него затуманенными глазами, но потом кивнула.

— Андрей, это — любовь?

— Ты сама скажешь мне об этом, родная моя, — и он, улыбаясь, подал ей руку.

До вечера они бродили по Парижу, осмотрели Эйфелеву башню, которая была хороша и ажурна только издали, а вблизи была просто нагромождением металлических конструкций.

— Она оскорбляет мои эстетические чувства, — вздохнула Лидия, — но тебе (она совершенно непроизвольно и легко сказала ему «ты») должно нравиться, это напоминает твои любимые мосты. Мост, поставленный на бок. Мост через небо?

Андрей засмеялся радостно и быстро поцеловал ее.

— На нас ведь смотрят! — и Лидия тоже засмеялась.

Лидия никогда не чувствовала себя так легко. Она словно заново родилась на свет, оставив в той, прежней жизни горький опыт, сомнения и страхи. Они веселились, слушая в кафе на Монмартре знаменитого шансонье, поющего сатирические куплеты. Лидия знала французский язык лучше Андрея, для которого ближе был немецкий, и иногда переводила ему непонятные места. Потом они пошли смотреть знаменитый канкан и Лидия с изумлением призналась, что это ее увлекает, как стихия.

— Ты могла бы так станцевать? — лукаво спросил Андрей.

— Конечно, это пустяк! Но что бы сказал Фокин?!

На другой день у Лидии была репетиция и им пришлось расстаться на три часа. Андрей поехал в контору фирмы, а Лидия танцевала несколько рассеянно, но вся светилась.

— Что с тобой? Неужели встреча с этим твоим другом так на тебя подействовала? — спросил, улучив минуту, Мишель, продолжая при этом поддерживать ее, медленно разворачивая, пока она стояла на носке, подняв другую ногу высоко в арабеске.

Лидия ничего не сказала в ответ. Она не хотела ни с кем делиться тем чувством, которое начинало заполнять ее целиком, постепенно завладевая всеми ее мыслями. Ей все время хотелось быть рядом с Андреем, видеть его глаза и улыбку и чувствовать его руку. Выйдя из театра «Шатле», Лидия бросилась ему навстречу, словно они не виделись год.

— Я соскучилась! Куда мы пойдем?

Вечер и следующий день промелькнули в работе и прогулках вдвоем по Парижу. Она смотрела на все и не видела, занятая только собой, анализируя то, что в ней происходило, вырастая и расцветая, как цветок из бутона. Она замечала тоску, пока его не было рядом, и лихорадочное возбуждение, которое охватывало в его присутствии, легкость тела и порывистое дыхание, безудержную веселость и желание тихой нежности. Все это бродило в ней, как пузырьки в шампанском, вызывая постоянную улыбку. На вокзале, провожая Андрея в Берлин, она сказала, когда они прошли в купе:

— Целый месяц! Я не выдержу! Поцелуй меня, — она сама обняла его, подставляя губы, и прошептала, — я люблю тебя!

Поцелуй был головокружительно долог, и не отрываясь от него, она сказала, шевеля губами у его губ:

— Это самое прекрасное, что я испытала в жизни! — и сама приникла к его губам.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Зачем? Потом… Не сейчас…. Ах, какая разница! — она засмеялась, — Я люблю тебя!

Андрей крепко обнял ее и пообещал, что приложит все силы, чтобы приехать к ней в Вену хоть на один день.

— Да, пожалуйста, — жалобно сказала Лидия, — иначе я умру! Целый месяц без тебя! Мне пора готовиться к спектаклю. До встречи?