Жизель до и после смерти - [19]

— Вы увидите в Берлине, я буду танцевать его в дивертисменте. В Париже я занята в «Жар-птице» и «Клеопатре» и, наверное, с Мишелем буду танцевать «Призрак розы», пока не приедут Павлова и Нижинский. Ах, как я рада, что впервые попаду в Париж с вами! Когда сейчас мы ходили все вместе по Варшаве, я вспоминала нашу поездку к Висле.

Вернувшись в вагон, они сели в свободное купе, занятое Андреем, и продолжали разговаривать до вечера, но по какому-то обоюдному уговору не касались интимных тем и замужества Лидии. Утром, подъезжая к Парижу, решили поселиться в одном отеле со всей труппой, «табором», как называл это Фокин, на бульваре Сен-Мишель в Латинском квартале, где всегда останавливались на парижских гастролях. Отель сразу преобразился, став шумным, везде слышалась русская речь, все заглядывали друг к другу в гости, справляясь, кто как устроился. Французские постояльцы с изумлением наблюдали за этим оживлением, бормоча под нос о сибирских дикарях. Театр «Шатле» был совсем под боком, стоило только перейти Мост менял. День у всех был свободен и Лидия еще устраивалась, развешивая костюмы и одежду в шкаф, как к ней стучался уже Андрей, приглашая гулять по городу.

Они вышли на бульвар и Лидия попросила показать ей все, что он захочет, что ему больше всего нравится, но призналась, что ей хотелось бы посмотреть на Собор Парижской Богоматери, такой ли он, как в романе Гюго. Они пошли по набережной Сены, наслаждаясь теплым весенним ветерком и глядя на проплывающие по реке баржи. Лидии было так хорошо идти под руку с Андреем, разглядывая все вокруг. Этот день нес в себе очарование и возбуждение счастья. Лидии казалось, что это от новизны впечатлений, но на самом деле ей просто нравилось идти рядом с Андреем и чувствовать его руку на своей, где бы это не происходило: в Париже или в Петербурге, или в каком-нибудь там Гдове или Луге, везде было бы так же хорошо. Счастливая улыбка блуждала по ее губам и она иногда взглядывала на него сияющими глазами. Они дошли до моста к острову Ситэ, где уже видна была среди деревьев серая громада собора. Службы не было, когда Лидия и Андрей вошли под величественные своды. Там были тишина и тайна, они так это ощутили. Молча, чтобы не нарушить безмолвие, обойдя все приделы и полюбовавшись на игру света в цветных стеклах круглых витражей, Андрей разыскал служителя и спросил, можно ли подняться наверх, под крышу. Служитель провел их по узким и крутым каменным лестницам и они вдруг оказались прямо на открытой площадке под крышей, как раз рядом со скульптурными головами чудовищ, показывающих языки суетящемуся внизу людскому муравейнику.

— Вы довольны? — спросил Андрей, подводя Лидию к парапету, откуда открывалась изумительная перспектива улиц и бульваров за Сеной.

— О, да! Это восхитительно! А отсюда не видно Эйфелеву башню?

— Нет, она несколько в стороне. Мы обязательно пойдем на нее посмотреть.

Андрей стал показывать Лидии видные как на ладони достопримечательности, глядя больше на ее возбужденное лицо, чем на Париж. Она тоже постоянно оборачивалась к нему, дотрагиваясь до его руки, словно приглашая восторгаться вместе с ней. Когда они спустились вниз и вышли из собора, Андрей повел Лидию в кафе и, сидя за чашкой кофе, спросил наконец о том, что давно не давало ему покоя.

— Лидия, вы не хотите рассказать мне о вашем решении, собираетесь ли вы выйти замуж за вашего знакомого, этого Гурского?

— Я не знаю, — ее взгляд стал растерянным, — я всегда чувствовала с ним такой покой, уверенность, что он не позволит себе оскорбить меня своей… — она поискала подходящее слово, — страстью? При прощании я позволила ему поцеловать себя, меня тронула его сдержанность и уважение ко мне. Когда он поцеловал мне руку, я погладила его по волосам и поцеловала в лоб, я чувствовала тепло и благодарность. Это было со мной впервые. Если это любовь, то она мне нравится. Я смутно помню своего отца, но я всегда чувствовала к нему то же самое.

— Лидия, но нельзя же выходить замуж только потому, что мужчина напоминает вам вашего отца! Боже мой, как же вам объяснить! Я впервые растерян. Я все время забываю о вашем опыте, потому что вы невероятно невинны и наивны. Говорить с вами о страстной любви, которая единственно истинная — это значит говорить с вами на незнакомом языке.

— Но мне знакома страсть, она меня пугает своей стихийностью. Я не хочу этого.

— Вы не хотите страсти без любви, но разве вы побоялись бы пережить стихию в объятьях любимого человека? — говоря это он уже держал ее за руку, бессознательно сжимая, — я не могу говорить об этом здесь, мне нужны четыре стены, заслоняющие нас от праздных взглядов. Пойдемте в отель?

Лидия машинально поднялась, продолжая смотреть на него пристально и изумленно. Его горячность и смысл сказанного поразили ее. Молча, быстрым шагом они дошли до отеля, поднялись в номер и повернулись друг к другу.

— Можете ли вы представить себя в его объятьях? Или вы надеетесь, что он всю жизнь будет только целовать вам руки? Что вы почувствуете в первую брачную ночь?

— Я ничего не знаю! Вы мучаете меня! Кроме того, первого, я могла представить это только с одним человеком!