Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - [71]

Я безудержно тараторила, смеялась, прыгала от радости и хлопала в ладоши.

– Вот и слава Богу. Учись, только глупый бесплатно не учится. Куда бы я тебя определила, такую маленькую, слабую, раздетую и разутую, после семилетки? У меня это сидело в голове, как клин. Дай Бог здоровья тому, кто этот указ дал.

Мы радовались, как малые дети. Долгое время жили мы только своими маленькими заботами, но даже они лежали на нас тяжелым бременем. Мы многое не понимали, не знали, а подчас и не задумывались, что же происходит в нашем районе, области, стране и как это влияет на нашу жизнь. К примеру, мы не знали тогда, что в августе 1941 года вышло постановление наркомзема Бенедиктова, что за трудодень крестьянин будет получать авансом 33 грамма зерна, это кило в месяц, а в уборочную 300 г на трудодень. Разве на это можно было прожить? Что это значило? Преднамеренное убийство, приглашение к воровству или беспробудная бедность государства?

И вот наконец государство делает нам такой желанный подарок! Уже в приподнятом настроении мы гнали домой стадо, округа была наполнена воркованием и музыкальными трелями. Жизнь наша на новом месте могла быть безоблачной. Однако одно деликатное обстоятельство омрачало здешнее присутствие. Бригада строителей ставила в селе дома и новые фермы. Работа была не механизированная, тяжелая. Начались дожди, строители промокали насквозь, и тогда вся бригада заваливалась в просторный дом гостеприимного бригадира. И тут начинался пир горой. В дождливую погоду мужики гудели. Они нередко затевали споры, доказывая свою правоту тем, что стучали кулаками по столу или били себя в грудь, но потасовок никогда не устраивали.

В непогоду войти в дом без содрогания было нельзя. Грязные сапожищи свои мужики не снимали у крыльца, а входили в них в избу. В сенях, избе пол можно было принять за дорогу на улице. После их кутежа, чтобы привести избу в жилой вид, надо было изрядно попотеть. Я принималась за дело в одиночку, не дожидаясь уставшей мамы. К концу дня она приходила с работы – маленькая, безрадостная, с понурой головой.

– Ты еще пичкаешься, Таня? Я тоже так набегалась, что коленки захлябали.

Маревьяна уходила от мужицких посиделок в горницу. Она с большим удовольствием вязала из старых цветастых тряпок разноцветные круги и дорожки на пол. Вся горница была залеплена ими, как блинами, от того казалась ярмарочной и нарядной. По характеру она никогда, как говорила про нее мама, «не давала накачки мужу и не заедалась». После ухода ударников труда она укладывала мужа спать и с виноватой улыбкой выходила ко мне.

– Опять постарались для нас, окаянные мазурики. Не оставили без работы.

И начинала убирать граненые стаканы и пустые бутылки со стола.

– А нельзя ли предлагать мужикам разуваться на улице у крыльца? – тихо спросила я.

– Что ты, Танюшка! – замахала она двумя руками. – От ихних портянок мы задушимся, а вы не уснете.

Маревьяна понимала, что мне надо готовиться к экзаменам, оттого бранила еще сильнее своих непрошеных гостей.

– Ой, буйные головушки, разгулялись не вовремя. Нет бы выпить маленько, только бы охоту сдернуть, и были бы как огурчики, так нет, нечистые силы, до краю идут!

Наутро Иван, этакий уральский богатырь, сажень в плечах, выходил к нам в чистую избу тихо, смущаясь, отчего выглядел смешным, и каждый раз каялся и краснел.

– Простите вы нас! Вы, поди, всю ноченьку пластом лежали. Замаяли вас совсем. Кругом я виноватый, а вот своих друзей-фронтовиков всем сердцем люблю. Моя старуха со мной тоже пособиться не может.

Однако эти нежеланно-шумные, с всегдашней выпивкой, мужицкие посиделки не нарушали между нами дружеской атмосферы. Помню, тогда меня выручала река. С портфелем, набитым книгами, я уходила на берег. Только наконец успокоившаяся река с ее неторопливым течением, молчаливый лес на другом берегу и тишина кругом давали мне сосредоточиться. Я шла по протоптанной тропинке посреди праздничной поляны, срывала ветки с прибрежного тальника, чтоб отмахиваться от полчищ комаров, садилась на твердую кромку берега и начинала зубрить. Мне никто не мешал, только комары, как кровожадная вражья сила, набрасывались, не щадя. Приходилось делать перерыв. Я шла по тропинке, идущей вдоль берега. Тура петляла, а вместе с ней и я. Меня окружала скупая природа. Она прекрасна в любую погоду, в любое время года, в каждое новое мгновение. Она всегда заставляла трепетать мое сердце.

Только природа лечила наши души. А еще мне помогали книги. Я уже тогда начинала догадываться, что жизнь еще не это подбросит, у нас она может стать несусветной путаницей, чередой непонятно происходящих событий. И все же такая жизнь дает свои пусть не всегда утешительные, но важные уроки: мы сейчас квартиранты, люди подневольные, а потому надо быть тише воды ниже травы.

Желание учиться порождало упорство и труд. Мама была счастлива, когда я сообщила ей об отличной оценке экзаменационной работы по математике. Конечно же она не сдержалась и похвасталась перед хозяевами. Казалось, что после этого мы порядком выросли в их глазах. Даже мама заметила, что я «подняла наш авторитет».