Живучее эхо Эллады - [17]

Тут не поможет боевая рать!..

Тот не родился, кто, нутром черствея,

Сойдёт к Аиду – Кербера забрать,

Чтоб он стерёг покои Эврисфея.

Не забоялся ужасов герой —

В ответ на это новое коварство,

Придя к Тэнару [17] утренней порой,

Спустился в пропасть – вечной тени царство.

Он постоял – глаза привыкли к мгле.

У самых врат, не занятых толпою,

Вдруг увидал приросшими к скале

Друзей своих, Тесея с Пейрифоем.

Пленённые навечно без оков,

В беде своей не подавая вида,

Влачили наказание богов

За дерзость в отношении Аида,

Когда владыке не подав руки,

Не преклоняя головы у трона,

Явились в царство мёртвых смельчаки

Жену его похитить, Персефону.

– О Зевса сын!.. Я знаю, ты мне друг —

Не зря опять пересеклись дороги!.. —

Освободи меня от этих мук,

Вину мою давно простили боги!

Геракл Тесею руку протянул

И без труда освободил героя,

Но дрогнул камень, издавая гул,

Когда хотел спасти и Пейрифоя.

Ещё сильней сгустился липкий мрак,

Подчёркивая силу наважденья,

И понимал по знаменьям Геракл,

Что боги против этого прощенья.

И не зачислил в стан своих врагов

Тех сильных, кто Олимп ему пророчил,

Он, устранившись волею богов,

Искал свой путь во мраке вечной ночи.

И сам себе сказал: – Приободрись!

Нелёгок путь, во мраке шаг не спорый…

Толкнул врата – и тут же поддались

Его ручищам кованые створы.

Без солнца мир сгустился и зачах,

Бесплотных душ туманились одежды,

Лишь жизни свет в Геракловых очах

На стылом фоне теплился надеждой.

Теперь он оказался не один:

Гермес явился за труды наградой,

А спутницей с эгидой на груди

Была Афина, прозвана Палладой.

Умерших тени разлетелись прочь,

Напуганные обликом Геракла,

И лишь одна с тоской глядела в ночь,

Что оказалась тенью Мелеагра.

Увидев шедших, ринулась вперёд,

Прошелестела стылыми губами:

– Ты жив, Геракл?!. А я теперь, как крот,

Всё под землёй… чуть шевелю стопами…

И, глядя на героя снизу вверх,

Уставилась пустым и страшным взглядом.

– О, если бы не Калидонский вепрь,

И я бы ныне шёл с тобою рядом!

Привыкнуть к мраку не могу никак…

Всё помню – мне не помогает Лета!

Лишь об одном прошу тебя, Геракл,

И дружбой заклинаю: сделай это!..

Моя осиротевшая сестра,

Прекрасная, как утро, Деянира,

И весела, и на язык остра —

Женись на ней!.. Яви сердечность миру!

Будь мужем ей, люби и защити,

Она в беде моей не виновата.

А если ты не сможешь… Что ж, прости

И Деянире будь хорошим братом.

– О Мелеагр! Я дам тебе ответ:

Не знаю, быть ли свадебному пиру,

Но, если только выберусь на свет,

Я назову женою Деяниру!

Тень уплыла. Но в десяти шагах

Навстречу шедшим поднялась горгона.

Её привычка – всех повергнуть в страх —

Была и здесь неписаным законом.

Холодный блеск ужасных медных рук

И шелест крыльев щекотали нервы,

А голова с шипением гадюк

Будила мысль – скорей ударить первым!

И не желая этим пренебречь,

Бесстрашный воин грозно вскинул руку…

Гермес шепнул:

– Оставь, Геракл, свой меч!

Ведь это тень… Не обречёт на муку.

Пришлось всего немало претерпеть

В пути нелёгком, от людей сокрытом,

Что ужасами вспомнится и впредь…

Но вот герой предстал перед Аидом.

Аид. С античной статуи.

Восторгом оживив печальный взгляд,

Властитель царства тьмы поднялся с трона:

– Такому гостю я безмерно рад,

Как и моя супруга Персефона!

Мы с ней уже давно настороже —

Я знал, что ты придёшь сюда, не скрою.

Аиду было явно по душе

Спокойное величие героя.

Я слышал, что силён, что лик твой мил —

Таким и вижу громовержца сына!

И если ты спустился в мёртвых мир,

То, видимо, была на то причина.

Геракл одёрнул плащ из шкуры льва,

Поправил меч и палицу приставил

К ноге своей – и потекли слова

Спокойным руслом:

– Я не знаю, в праве ль

Был появиться, где меня не ждут,

Покой теней безжизненных нарушив,

Но не по воле собственной я тут

Признаньем этим очищаю душу.

Прости меня, могучий царь Аид!..

Не гневайся, с другими несравненный!

Царь Эврисфей настойчиво велит

Вести скорее Кербера в Микены.

Я понимаю, труден мой вопрос

(Увы, законы общества жестоки!),

А Эврисфей, что твой трёхглавый пёс,

Пасёт меня, как повелели боги.

Позволишь ли мне стража увести??? —

В его лице решительность сквозила, —

Отдашь – возьму! А не отдашь – прости,

Сойдёмся и померяемся силой.

– Не торопись мечом решать вопрос,

Реши добром! Зачем нам быть врагами?!

Давно мне опротивел этот пёс,

Бери! Но только голыми руками.

Я не хочу ломать покой теней,

Несчастных, мёртвых, всё отдавших Лете,

Что платят за ошибки прошлых дней,

Где не ценили жизнь на белом свете.

Яви судьбе упрямство, силу, прыть,

И те прозренья, что всегда мгновенны…

Как только пса сумеешь укротить,

Так сразу и веди его в Микены!

– Что ж, по рукам!

И поиск начался…

Он труден был и слишком долго длился —

А пёс и глаз Гераклу не казал,

Как будто в бездну Тартар провалился.

И хоть Геракл был вымотан и зол,

Всё шёл и шёл, не видя горизонта,

И наконец-то Кербера нашёл

На берегах немого Ахеронта.

Был пёс ужасен!.. Воин в первый раз

Услышал рык, что уподоблен грому.

Три пары жёлтых выпученных глаз

Пылали злобой лютою к живому.

На шее, что топорщилась, как жесть,

Живым воротником кишели змеи,

Пёс жался в ком, на холке вздыбив шерсть

(Геракл дивился, злить его не смея),

Вазописец Андокид. Церетанская гидрия с изображением Геракла и Цербера. 530–525 г.г. до н. э.

И вдруг – прыжок, превосходящий рост!