Живой обелиск - [56]

Еухор видел, как обмякли жилы на шее и лице Тохтамыша. Его прищуренные веки чуть раздвинулись, и он сказал совсем ласково, округляя каждое слово:

— Нет беды, которая может настигнуть потомков великого Саин-хана, но сегодня ты нам нравишься. Мои глаза видят не того, кого хотели видеть, и мои уши слушают совет из уст младшего брата.

— О великий хан, твои слова согревают мне душу и прибавляют силы, но позволь мне сказать: глаза, уши и сердце часто нас обманывают, и нам кажется, что никакая беда нас не нагонит. Но тем не менее она следит за нами и настигает нас там, где мы ее не ждем, пусть даже гонится не на быстроходных верблюдах, а на дряхлой, скрипучей арбе.

Тохтамыш отложил в сторону смятую подушку, выпрямился:

— Мы с моим младшим братом защитим аланский сундук вместе и заставим хромого вора уйти от железных ворот в свое воровское логово.

Еухор в упор глядел на хана, чесавшего указательным пальцем редкую бороду, и думал: «Ты напрасно радуешься. Я пришел не затем, чтобы упрашивать о совместной борьбе. Пока Еухор жив, не видать тебе Дайрана».

— Нет, великий хан! — отрезал он коротко.

— Что — нет? — удивился Тохтамыш.

— Мы не будем вместе защищать Дайран.

Верхняя губа Тохтамыша искривилась.

— Почему не будем, если этого хочет сам аллах?

— Горы не захотят! Они не терпят чужих!.. Боюсь, что они тебя не поймут и беда придет раньше, чем к воротам подступит хромой.

Заерзавший на подушках Тохтамыш вспомнил дымящиеся вершины и каменные валы, нагроможденные над обрывами. «О шайтан, он зажег все вершины гор и натянул между ними узкие ущелья, как тетиву! Не затем ли аланский вождь врезался клином в ворота, чтобы в тяжелый час переметнуться к тому, кто сильнее?.. Или этот хитрец хочет сразиться у своих ворот с хромым?.. А знает ли шайтан, что будет после того, как он прогонит хромца от своих ворот? Если, конечно, прогонит!.. Знает ли он, что хромой вор умеет отступать, и, чтобы избавиться от него, надо его убить! Знает ли он, что хромой шакал отступает лишь затем, чтобы кинуться снова? А куда кинет свои войска хромец от Аланских ворот?.. Знает этот шайтан, все знает, потому и держится так смело! О аллах, не отврати свое всевидящее око от хана Тохтамыша, приумножившего победы своего великого предка непобедимого Саин-хана, сына Джучи, сына величайшего Чингиза!»

— Мой брат хорошо говорит на языке великого пророка, — вдруг сказал Тохтамыш.

— Три года я был в неволе у арабов. Там я научился разговаривать на языке пророка Мухамеда и еще научился высасывать воду из недр пустыни.

— Арабы трусы и хвастуны. Они не умеют обращаться с невольниками. В великом городе Бату-сарае не нужно выкачивать воду из недр земли. Там волны Итиля плещутся, как бесчисленные туманы моего победоносного войска, когда они вступают в бой. Но есть другие зрелища, посмотреть которые по милости аллаха сможет мой брат.

Это был намек на расплату за дерзость, но Еухор сказал:

— О великий хан, я давно мечтаю полюбоваться сказочным городом Бату-сараем, но мечта остается мечтой. Угостим кумысом друг друга после победы над хромым, а сейчас пусть приведут в твою высокую юрту моего молодого спутника, ибо о главном бирюзовые уши великого хана должны услышать при нем.

— Мой брат пожелал вести переговоры с глазу на глаз, но достойные потомки великого хана Чингиза умеют ценить и гостей и невольников.

Он хлопнул в ладоши, в шатер втолкнули Тоха, за ним ворвались семеро телохранителей, окружив аланов. Довольный Тохтамыш, сидя на взбитых подушках, тихо посмеивался. Еухор подмигнул Тоху, который сжал кулаки и готов был кинуться на телохранителей. Улыбка хана постепенно переходила в смех.

— Зачем откладывать дело, которое можно уладить сегодня? — сказал он. — Мы сейчас же с моим младшим братом поведем по узким дорогам мои победоносные войска. Их гнетет безделье. Они плещутся по склонам дымящихся гор, как волны Итиля. Мы присоединим к себе аланские дружины, горы не будут больше сердиться на нас и узкие ущелья не будут натягивать тетиву.

— О великий хан! Ты говоришь о своих туманах, которых гнетет безделье, но забываешь о туманах хромца, рвущихся из Грузии к Аланским воротам! — сказал Еухор.

Поперхнувшийся хан вытянул шею и взглянул на Еухора поверх высокого телохранителя.

— Мы встретим их и закроем дорогу так, что будущие туманы хромого превратятся в гниль.

— Нет, хан. Ни ты, ни я хромого вора не встретим.

— А кто же его встретит? — сдвинул брови Тохтамыш.

— Его встретит старый Кодзыр с аланскими дружинами. Они ожидают нас там, наверху.

— Кто этот Кодзыр?

— Воин из Уаллагира. Он сейчас сидит со своими воинами на берегу Терека и считает песчинки, блещущие на солнце.

— И долго он будет считать?

— До пяти тысяч. Он считает так же быстро, как ты моргаешь своими лучезарными ресницами.

— Значит, ты должен вернуться к нему к этому сроку? — Тохтамыш помолчал. — А что будет, если ты не вернешься?

Еухор, отодвинув телохранителей, стал боком к хану и зашептал так, будто молился на горы, один вид которых вселял страх в душу Тохтамыша:

— Великому хану Тохтамышу, потомку величайшего Саин-хана, сыну отважного Джучи, сыну мудрейшего Чингиза, нужно стоять здесь и не двигаться к воротам ни на шаг.