Живой меч, или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста - [3]
– За неисполнение меня могут отстранить от командования и арестовать. Как генерала Гоша…
Комиссар пристально взглянул на Журдана, и тот невольно запнулся. «А я и сейчас могу арестовать тебя», – прочитал генерал во взгляде уполномоченного французского правительства. Стоявшие вокруг офицеры невольно переглянулись. Но собеседник Журдана не стал угрожать генералу. Вместо этого он скрестил руки на груди и медленно произнес, четко выговаривая каждое слово:
– Генерал Журдан, если выполнить приказ об отправке из армии на неугрожаемый участок фронта почти двадцати тысяч солдат, мы неминуемо будем вынуждены отступить. К Филивиллю и Живе. Возможно, будем вынуждены даже оставить Авен и Мобеж. А это измена, генерал. И что же в таком случае вы будете делать? Или, может быть, вы посоветуете нам отступить обратно за Самбру? – в голосе комиссара прорезалась насмешливая нотка.
«Осторожней, – подумал Журдан. – Не забывай о судьбе арестованных по вине этого комиссара генералов. Того же Гоша. Который тоже думал быть слишком самостоятельным и пытался спорить с этим двойником Робеспьера в армии…» А вслух он сказал:
– Мы не отступим, гражданин уполномоченный, ни в каком случае. Я разработал диспозицию. Мы закрепимся вокруг Флерюса. Дивизия Атри блокирует Шарлеруа, Шампьонне займет центр позиции, Марсо – на правом, а Клебер – на левом фланге встретят противника, дивизия Лефевра и кавалерия Готпуля будут в резерве. С этими неотправленными в Северную армию батальонами у нас больше войск, а австрийцам придется атаковать. Победа будет…
– Они сдаются, – несколько часов спустя радостно доложил правительственному комиссару лейтенант второй полубригады дивизии Шампьонне Жак Рэне Деренталь, из-за ранения временно прикрепленный к штабу командующего. – Наши передовые части уже входят в крепость.
Комиссар медленно поднял голову от разложенных перед ним на походном столике прокламаций. Его лицо в полутемной палатке казалось еще бледнее, чем обычно.
– Превосходно, – сказал он спокойно, не выказывая тоном своего голоса ни радости, ни удивления. – Я это знал. Как всегда…
Уже привыкший к постоянно бесстрастному поведению комиссара, которого на войне, казалось, не трогало ничего: ни картечь, косившая во время атак целые ряды солдат вокруг него, ни груженые ранеными фуры, ни братские могилы на берегу реки, ни слухи обо все усиливающемся в тылу голоде и терроре, оказывающие не самое благоприятное впечатление на солдат, Деренталь был все же удивлен, как спокойно уполномоченный правительства принял известие о падении Шарлеруа. Как будто бы не было предварительных полуторамесячных попыток форсирования непреодолимой Самбры, расстрелов, выжженного левого берега реки, подготовки к штурму крепости и напряженного ожидания Кобурга, чья армия, явись она чуть раньше, могла вместе с невзятым Шарлеруа поставить под сомнение успех всей кампании! Ведь все решали часы! И теперь эти часы начинали отбивать французскую победу!…
Комиссар задумчиво посмотрел на круглые карманные часы, лежавшие перед ним на столике, отмечая время получения известия о капитуляции, а затем задал Деренталю странный вопрос:
– Лейтенант, вы женаты?
Вопрос застал лейтенанта врасплох. Он никак не ожидал этого вопроса от собеседника, которого, казалось, неплохо изучил, почти две декады довольно близко наблюдая его в штабе Журдана.
Комиссаров Конвента, уполномоченных правительства и прочих национальных агентов в республиканской армии не любили. Как не любили бы в любой армии (будь то австрийская, английская, прусская или русская) штатских, присланных с особыми военными полномочиями. Не любили, но понимали их необходимость в сложное революционное время, когда вся власть в стране находилась в хаосе и смятении. Последние две кампании полностью доказали их полезность во французской армии: ведь власть республиканских генералов была сильно ограничена даже в прифронтовой полосе, – они не могли рубить головы или даже сажать в тюрьму проворовавшихся армейских поставщиков, чинивших препятствия регулярным войскам командиров всяких полувоенных формирований и не желавших ничем помогать военным департаментских чиновников. С гражданскими властями могли справиться только такие же гражданские комиссары. Они же могли организовать через давление на правительство Республики серьезную помощь частям, действующим на фронте, присылкой дополнительных резервов. Но лишь в том случае, если сами комиссары были на своем месте и хоть что-то понимали в армейских нуждах.
Присланный в Самбро-Маасскую армию, объединенную в конце флореаля из частей Арденской, Мозельской и Северной армий, комиссар Конвента понимал в войне. Именно он семь месяцев назад навел порядок в Арденской армии (одев, обув и вооружив ее солдат, добившись присылки резервов и разобравшись с военными поставками), сделав ее победоносной, отбросившей австрийцев за виссембургские линии. Сейчас он прямо вел к победе и Самбро-Маасскую армию. Чего стоило хотя бы распоряжение об отмене приказа Комитета общественного спасения об отправке восемнадцати тысяч солдат в армию Пишегрю (как штабной офицер Журдана Деренталь знал и это), которые так должны были пригодиться в завтрашнем сражении!

Превосходный исторический рассказ. Начало войны. Гитлеровские полчища рвутся вглубь страны. Потерпела крах идея экспорта Революции и товарищ Сталин мучительно ищёт выход и размышляет о случившемся.

Поэма «Пугач», имеющая подзаголовок «Поэма мятежа», восходит к лучшим образцам отечественной словесности и стоит в одном ряду с такими выдающимися произведениями о Емельяне Пугачёве, как одноимённая поэма С. Есенина и повесть Александра Пушкина. При этом поэма совершенно исторична, как по событиям, так и по датам.

В первый том «Избранных сочинений» Д. Я. Гусарова включены роман «Цена человеку» и две повести из жизни Петра Анохина: «Вызов», «Вся полнота ответственности». В романе «автор тщательно исследует сдвиги в моральных представлениях нашего современника, духовные человеческие ценности» — так писал один из критиков, Е. Такала. В основу повествования о Петре Анохине легла героическая судьба верного сына революции. Все произведения отличает острый, динамично развивающийся сюжет.

В книгу известного советского писателя входит повесть о просветителе, человеке энциклопедических знаний и интересов, участнике войны за независимость США Федоре Каржавине «Волонтер свободы» и повести об известных русских флотоводцах А. И. Бутакове и О. Е. Коцебу «На шхуне» и «Вижу берег».

Надежда Андреевна Дурова (1783 — 1866), названная А. С. Пушкиным «кавалерист-девицей», совершила свой подвиг в давние времена. Но, перечитывая её книги, листая пожелтевшие архивные документы, свидетельствующие о незаурядной жизни и смелых деяниях российской дворянки, трудно отрешиться от мысли, что перед нами — современница. Женщина — на войне, женщина — в поисках любви и счастья, женщина — в борьбе за самоутверждение личности — об этом новый роман А. Бегуновой.

«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.

«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)

В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.