Живой меч, или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста - [111]

Потом Антуан догадался, почему его речь устроила обе стороны: он нечетко обозначил выход из продовольственного кризиса, который он видел в комплексном подходе к проблеме через ряд законодательных мероприятий, полагая, что частные меры приведут лишь к латанию дыр. Что, по-видимому, было тогда невозможно без перемены управления в целом. Слушатели же поняли только то, что все беды в экономике Сен-Жюст видит в ущемлении свободы торговли.

Говоря о перемене управления, Антуан фактически предупредил жирондистов об угрозе, которой подвергнется свобода, а затем и обе враждующие партии поочередно, если они немедленно не придут к общему мнению относительно национального спасения:

– Если управление останется таким же, как теперь, если не будет сделано ничего для укрепления республиканского духа; если позволят захлестнуть свободу потоком безрассудных и безнравственных действий, которые я наблюдаю сейчас… если мы незамедлительно не заложим основы Республики, тогда через шесть месяцев свобода перестанет существовать.

Ровно через шесть месяцев и один день произошло антижирондистское восстание. Как потом оказалось, вместе с жирондистами погибла и надежда на конституцию. Свободы тоже не стало – республика перешла к чрезвычайному правлению.

Жирондисты его не услышали. Зато услышали санкюлоты. 8 декабря депутаты с большим удовольствием приняли закон о свободе торговли, а в феврале 1793 года, когда ноябрьская речь Сен-Жюста «О продовольствии» вышла отдельной брошюрой, распечатанная по особому распоряжению Конвента, парижские секционеры ответили на это своей контрлистовкой. В ней они в угрожающем тоне потребовали ограничений этой самой всех так восхищающей свободы торговли для спасения страдающих от голода бедняков. И резко напали на тех, кто эту «свободу» отстаивает: «Народ знает, что ораторы, произносящие наилучшие речи и дающие прекрасные советы в народных собраниях, хорошо ужинают каждый день. К их числу принадлежит гражданин Сен-Жюст; сорвите с него отвратительную маску, которой он прикрывается!»

В тот день, 12 февраля, задетый за живое столь нелепыми обвинениями в защите богачей, Сен-Жюст встретился в зале делегаций Конвента с петиционерами, выпустившими эту оскорбительную для него листовку, и потребовал объяснений.

– Ну да, так мы тебе и поверили, гражданин, что ты плохо ужинаешь, – заявили ему с явной враждебностью петиционеры – потрепанные, голодного вида санкюлоты и санкюлотки с плачущими младенцами на руках. – Выглядишь ты и впрямь, как недорезанный аристократ.

В этот момент Сен-Жюст понял, что его внешний вид, то ли бывшего, то ли нового богача, на самом деле кажется санкюлотам гнусной маской одного из тех, кто только и нажился на революции. Понял он также и то, что вряд ли когда-нибудь сможет, даже если бы очень захотел, стать своим для настоящих бедняков, для тех, кого он поклялся защищать. Повести за собой улицу, санкюлотов, как Марат или даже Дантон, он тоже никогда не сможет.

Но он помнил также и то, что санкюлоты были еще не всей Францией. Более того, они не являлись даже и большинством во Франции. Об этом он так и заявил петиционерам:

– Вы направили свои стрелы не туда. В отличие от жирондистов, я не стою за абсолютную свободу торговли, я стою за торговлю упорядоченную. Но парижане не должны забывать, что кроме интересов санкюлотов есть еще интересы и других сословий: промышленников, сельских рабочих, военных и, прежде всего, наших крестьян. Полностью уничтожить свободу торговли означает для санкюлотов начать войну со всей остальной Францией: крестьяне не будут продавать свой хлеб, торговцы разорятся, промышленность придет в упадок…

Его опять не слушали. А потом Сен-Жюст сам услышал слова, сказанные представителем петиционеров, слова, которые разом перечеркнули все его благие пожелания о примирении сытых с голодными:

– Граждане законодатели, недостаточно объявить, что мы – французские республиканцы. Надо еще, чтобы народ был счастлив; надо еще, чтобы у него был хлеб, ибо там, где нет хлеба, нет более законов, нет свободы, нет Республики.

Нет Республики…

Действительно: долго ли могла продержаться республика голодающих?

Но в этот день Сен-Жюсту было не до пересмотра своих экономических позиций – именно сегодня он должен был выступить с новой речью, в которой затрагивал последних из трех принципиальных для него вопросов – обороноспособность молодой Республики.

Это была уже вторая «военная» речь Сен-Жюста – первая была произнесена им еще 28 января и касалась более локальной сферы – полномочий военного министра. В ней он предложил подчинить военное министерство непосредственно законодательной власти, чтобы ограничить злоупотребления в снабжении армии и политические притязания военачальников. Контроль за министерством действительно был усилен, но само предложение пока не прошло (Сен-Жюсту удалось реализовать его только в октябре).

Речь о реорганизации армии не была «программной» – Сен-Жюст просто поддержал поставленную на обсуждение реформу армии, предложенную на заседании Конвента 7 февраля от имени Комитета общей обороны Дюбуа-Крансе. Суть ее состояла в слиянии линейных (старых королевских) и волонтерских (новых добровольческих) войск для того, чтобы «мастерство и дисциплина» хорошо обученных старых солдат соединились с «гражданской доблестью и преданностью отечеству» необученных, но верных республике патриотов. Согласно этой