Живая защита - [89]
Всякие мысли одолевали. Если бы дома оставались настоящие хозяева, тогда бы другое дело, а то — зеленая пустота. В хозяйстве что Ванек, что Елена — почти одно и то же. Нельзя со спокойной душой доверить домашнее хозяйство. Все кажется, неспособны управиться. В их возрасте Яков Сергеевич смазчиком вкалывал наравне со старыми рабочими. А эти все в ребеночках ходят.
Не забывал Яков Сергеевич позудеть, когда о детях думал. Но в глубине души Еленой был доволен. С головой девка. Врачом будет — и в поведении скромна. А то, что прилип Барумов, что ж, не монашка, да и красотой бог не обидел. Не этот, другой не отходил бы. Дело молодое, пусть походят. Закончит Елена практику, уедет в город, на этом у них конец. Вот с Ваньком сложнее. Лоботряс. Не глупый, не избалованный, а нету в нем настоящей мужской серьезности. Может быть, армия научит. На нее надежда.
Стол поставили посреди самой большой комнаты. Вокруг можно усадить человек двенадцать, из-за четверых вряд ли был смысл стол-то выдвигать. Понятная штука, молодежь хочет поторжественней отметить возвращение отца. Цветы посредине стола, сирень. Еще не распустилась, а кисти уже большие, тяжелые, вот-вот лопнут. И салфетки. Лежали они в комоде несколько лет, жена ждала какого-то большого торжества. Умерла, а так и не развернула ни перед какими гостями эти льняные приобретения. А Елена достала. Для отца! Вот как обрадовалась его приезду. Выходит, он самый дорогой человек, самый желанный.
— С приездом, Яков Сергеевич, — сказал Павел, усаживаясь за стол. — С окончанием курсов, с получением прав электровозника.
— Спасибо, спасибо, — очень довольный, ответил Яков Сергеевич и тоже поднял стопку.
Интересная штука, в доме всего-навсего один посторонний человек, а за столом уже не абы как, а по-настоящему, по-праздничному. Если бы его не было, то своей тройкой приткнулись бы на кухне к столу — и никаких впечатлений. Какие бы ни приготовили блюда, а все равно не то.
— Чем будете заниматься в ожидании работы на электровозах? — спросил Павел. Вежливо, просто, как самый что ни на есть свой человек.
— Это решено. Буду на паровозе, как и раньше. «Чегой-то он допытывается? — подумал Яков Сергеевич. — Свои молчат, а он и за хозяев и за гостей».
Такая мысль у него часто появлялась во время беседы за столом. В конце обеда Лена организовала чай с тортом собственного изготовления, с ломтиками сухариков, облепленных изюмными вкрапинами. Вопросы у гостя иссякли, наступила странная тишина. У такого образованного, как Барумов, найдется о чем говорить. А вот замолк. Ленка слишком низко наклонилась над чашкой чая. Это неспроста. Лишь Ванек выискивал глазами подходящие сухарики и без стеснения выбирал изюминки, копаясь в решетчатой сухарнице. Тогда-то и прояснилось.
— Яков Сергеевич, — заговорил Павел тихо. Он волновался. Мельхиоровой ложечкой дзинькал в чайной чашке, забыв положить сахар. Глаза боязливо искали поддержки Лены. Та не замечала. Ждала. — Мы решили пожениться. Просим вашего разрешения.
Якова Сергеевича словно ошпарило кипятком. Он сдержанно отодвинул чашку, повернулся к дочери.
— Правда?
Встал, прошел к окну. Посмотрел на небо. Облака темные, низкие. Быть дождю.
— Если решили, зачем же разрешение? Мне даже неловко. И говорить не о чем. Решили, чего ж…
— Я, может быть, неудачно выразился… Мы ждали вашего разрешения. Вы достаточно знаете меня…
— Знал, это верно. А теперь… Ничего не знаю. Запутался.
Ванек хмуро ухмыльнулся, набрал полную руку сухариков. Он одобрительно похлопал Павла по плечу, дескать не унывай, ежели сорвется, и пошел во двор.
— Что вас смущает? Мы любим друг друга, а это не так уж мало.
— Конечно, конечно… — пробормотал Яков Сергеевич. — Все так просто: решай, отец, а если жизнь дочери не удастся, это ничего, пустяк.
— Почему не удастся?
— Не знаю…
Лена обиженно сжала губы. Не прав отец, не прав! Но как сказать, чтобы не обиделся, чтобы понял: пора считаться с волей дочери. Она обняла Якова Сергеевича, поцеловала в шершавую небритую щеку. Яков Сергеевич наклонил голову, с непривычной для него ноткой оправдания проговорил:
— Думаете, с потолка взял? Докажу.
Сходил в спальню, принес письмо. Кинул на стол разорванный конверт.
— Лежало распечатанное. Почему в своем доме не прочитать?
— Ну и что же? Читай, пожалуйста.
— Как это что же? Ты дочь или посторонняя?
— Ты ничего не знаешь, папа!
— Хороша-а-а… Вот сошлись, вот парочка подобралась. Просить — хором, врать — в один голос!
— Разве обманули тебя?
— Нет! Скрыли. А это похлеще обмана. Он женат! Знала? А отцу сказала? А жених сказал? Порядочные люди так не делают.
— Яков Сергеевич! Это — слишком! — покраснел Павел. Ему стало тяжко. Как на лесном кордоне при разговоре матери с Женькой. «Все повторяется…»
— Обидно, женишок? А мне, думаешь, не обидно понимать, какой человек лезет в зятья? Молодец она, твоя первая! Все написала, так и надо. Обманул, на другую пригляделся… Доченька тоже хороша. Чем занималась, пока отца не было? На поездах разъезжала, незваной гостьей была… И это — молодая девка! Стыдно! Кому ни скажи, позор какой… Что ответишь сопернице? Она предупредила, спасибо надо сказать.
1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».