Живая защита - [32]

Шрифт
Интервал

— Мы, мастера, механизаторы и рабочие… так-с… инициативу… понимая важность ограждения контактной… Гм-м-м… тополями… призываем последовать нашему… — бормотал под нос.

Дочитал, вопросительно посмотрел на Тузенкова.

— В этом деле я не смыслю.

— А тебе не все равно?

— Мне бы ума самому занять, а не хвастаться, что я обскакал других. Дескать, догоняйте.

Очень деликатно, прямыми пальцами, положил ручку в выемку на чернильном приборе — и к выходу.

— Чего же ты… Подпиши! — крикнул вдогонку Тузенков. — Уехать успеем!

Дверь, притянутая тугой пружиной, захлопнулась.

— О-о-от дисциплина, — недовольно проворчал Тузенков. — Ладно, еще поговорим.

Он оделся, заглянул в полевую сумку. График лесных полос, сброшюрованный в аккуратную книжицу, был на месте. Блокнот для записей. К ним сунул свернутый вчетверо лист, взятый со стола.

Трактор, гремя по укатанной машинами земле, развернулся в сторону длинной мачты выходного светофора. В кабине было тесновато. Зато разогретый мотор дышал машинным теплом. Пока ехали по поселку, молчали. Как только свернули с улицы на заросшую рыжим осенним бурьяном дорогу между телеграфными столбами, Тузенков спросил:

— Не хочешь участок поддержать?

— Еще как хочу! Глядишь, хатенку из одной комнатухи отгрохают. Девок навел бы… гарем!

— В чем же дело? Подпиши — и тебя увидят, оценят. А по заслугам и все остальное…

— Я тумак тумаком в тополях ваших. От людей стыдно. Учит других, дескать, а сам лаптем щи хлебает.

Навстречу стлался по дороге мокрый паровозный дым. С оглушительным лязганьем пронесся паровоз, замелькали серовато-красные грузовые вагоны. Плоские слои дыма обволакивали трактор, дробились и исчезали, словно проваливались сквозь землю.

— Думаешь, на посмешище выставляю?

— А мне все равно.

— Тебя никто не знает, смеяться-то над тобой.

— Ага! Сам сказал, никто не знает… А я должен призывать этих, кто не знает, а куда — и сам не ведаю.

Подъехали к балке. Спуск пологий, а все-таки надо поосторожнее. Гришка остановил трактор, вылез из кабины. По откосу пропрыгал вниз, постоял над гибким журчащим ручьем. Неглубоко. Плеск воды звучно раздавался под узким бетонным мостом. Там и глубже и опасней. Решил балку переехать здесь, а железную дорогу — не под мостом, а по переезду. Лишнего с километр придется проехать, зато уж нигде не застрянешь.

Взвыл мотор, разгребая под собой вязкий ил, все глубже уходил в землю трактор. Вода начала обтекать его спереди, колеса обдавали стекла кабины жидкой грязью. Казалось, радиатор вот-вот упрется в непроходимую стену земли и тогда, говори, приехали. Но колеса за что-то зацепились, над кабиной полетели комья желтой глины. На бугре через открытую дверь в кабину ворвалась холодная лавина ветра.

— Проскочили, — облегченно проговорил Гришка.

— А если б застряли?

— Ну ить не застряли! Чего каркать!

Рассердился. Конечно, после напряжения не сразу придешь в норму.

— Хорошо проехали, чего ж волноваться, — примирительно сказал Тузенков.

— А я и не волнуюсь. Подумать — ручеек!

Трактор подминал под себя размочаленные осенними дождями кусты бурьяна, огибал один за другим рябые, издолбанные железными «кошками» монтеров телеграфные столбы.

— Я недавно квартиру получил. Не скажу, что легко досталась. А если сравнить с другими, то, конечно, без труда. Мог бы и тебе помочь.

— Вот бы пьянка была!

— Пьянка пьянкой, а вот работа наша и квартирный вопрос — дела серьезные. Если, конечно, думаешь на моем участке работать, я устрою.

— А чего искать? Не семейный, зарплаты пока хватает.

— Так вот, Григорий, давай по-серьезному. Нам вместе работать долго. Давай помогать друг другу. Тебе ничего не стоит подписать.

Гришка досадливо сплюнул в окно.

— Опять… Ну чего пристал? Помогать, я понимаю, делом, а не брехней.

Тузенков отслонился от Гришки.

— Ни черта не понимаешь!

— А не понимаю, так и не приставай.

— Никто не пристает… Вот прикажу — и подпишешь. Думаешь, начальника участка нет?

Гришка промолчал. Он не сводил глаз с дороги, о чем-то думал. На переносице обозначились морщинки, будто проработал сутки без отдыха.

— Кулаком начинаешь перед носом?

— Напоминаю.

— Насчет начальника знаю. А все равно не подпишу. На твой приказ плюю вилюшечкой с верхнего этажа.

Сказал спокойно, рассудительно. Что ж, на упрямых Тузенков тоже упрямый. Полез в полевую сумку, достал свернутый вчетверо лист.

— Останови.

— Переезд пока открытый, надо проскочить.

Что ж, резонно, Тузенков подождет. Трактор уже свернул на каменный настил, как перед самым носом красными кругами замигали спаренные фонари, тотчас перегородил дорогу куцый, в красно-белых полосах шлагбаум.

— О-от… не успели! — проворчал Гришка.

Поезда еще не видно. Сзади подъехал самосвал, к нему прилип черный мотоцикл с коляской. Стоять пришлось долго. Промчался один поезд, шлагбаум не успел подняться, а с обратной стороны показался встречный состав.

— Не все ль одно стоять? Займемся делами.

— На переезде водителю отвлекаться нельзя, — официальным тоном заявил Гришка.

Лениво поднялась полосатая преграда. Переехали. На дороге в сторону черной пашни Гришка свернул на заросший летом ребристый след гусениц. Трактор остановился.


Еще от автора Виктор Михайлович Попов
Один выстрел во время войны

1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…


Рекомендуем почитать
Притча о встречном

Размышление о тайнах писательского мастерства М. Булгакова, И. Бунина, А. Платонова… Лики времени 30—40—50-х годов: Литинститут, встречи с К. Паустовским, Ю. Олешей… Автор находит свой особый, национальный взгляд на события нашей повседневной жизни, на важнейшие явления литературы.


Жила в Ташкенте девочка

Героиня этой книги — смешная девочка Иринка — большая фантазерка и не очень удачливая «поэтесса». Время действия повести — первые годы Советской власти, годы гражданской войны. Вместе со своей мамой — большевичкой, которая хорошо знает узбекский язык, — Иринка приезжает в Ташкент. Город только оправляется от недавнего белогвардейского мятежа, в нем затаилось еще много врагов молодой Советской власти. И вот Иринка случайно узнает, что готовится новое выступление против большевиков. Она сообщает старшим о своем страшном открытии.


Неделя ущербной луны

Сравнительно недавно вошел в литературу Юрий Антропов. Но его произведения уже получили общественное признание, — писатель стал первым лауреатом премии имени К. Федина. Эту книгу составляют повести и рассказы, в которых Юрий Антропов исследует духовный мир нашего современника. Он пишет о любви, о счастье, о сложном поиске человеком своего места в жизни.


Долгое-долгое детство. Помилование. Деревенские адвокаты

Лирические повести народного поэта Башкирии Мустая Карима исполнены высокой поэзии и философской глубины. Родная природа, люди, их обычаи и нравы, народное творчество «созидают» личность, духовный мир главного героя повести «Долгое-долгое детство». В круг острых нравственных проблем властно вовлекает повесть «Помилование» — короткая история любви, романтическая история, обернувшаяся трагедией. О судьбах трех старых друзей-ровестников, поборников добра и справедливости, рассказывает новая повесть «Деревенские адвокаты».


Субботним вечером в кругу друзей

В сборник Г. Марчика «Субботним вечером в кругу друзей» вошли короткие рассказы, повесть «Круиз по Черному морю», высмеивающие бюрократизм, стяжательство, зазнайство, мещанство; повесть «Некриминальная история» посвящена нравственным проблемам.


Голодная степь

«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.