Живая защита - [31]

— Извините, специалисты засмеют…

— Главнее люди есть.

— Андрей Петрович, если уж надо, то давайте б действующую схему введем тополя.

— Нельзя! Сама идея затеряется. Надо сажать не от всех бед, а только в связи с переходом на электротягу. Понял? Важна целенаправленность.

— Ясно… Андрей Петрович, а почему вам не выступить с вашей же инициативой?

— Гм… Не могу. Важнее, когда снизу.

— Но это обман, Андрей Петрович. Приказать можно, рабочие выполнят. Но выступать от их имени… Я не одобряю.

— Ясно… Вы свободны, — глухо, сдавленным голосом проговорил Дементьев.

Весь день у Барумова не выходил из головы разговор с Дементьевым. Забил же клин! Надо обязательно выступить на совещании. Но не окажется ли его выступление голосом одиночки?

Вспомнился Тузенков. Если начать с него? Нельзя ждать, когда на совещании проштампуют дементьевские тополя…

Хорошо бы подыскать в союзники еще одного начальника участка. Жаль, не успел близко познакомиться ни с одним из них.

Вечером, проводив рабочих на Кузнищи, Павел поехал в обратную сторону, в Сватовку. Темнело, когда он отыскал контору. Широкое окно, обращенное к снующим поездам, занимало полстены. Ярко светилась электрическая лампочка, по стене ползали огромные тени. На пороге лохматым крючком лежала рыжая собака. Зарычала, оскалилась.

— Барс! — ласково позвал Павел. Это было первое собачье имя, что пришло в голову. Не все ли равно дворняжке, как назовет ее незнакомый человек. В его голосе собака уловила что-то мирное, дружеское и вильнула хвостом.

— Барс! — повторил Павел и протянул руку.

Собака ткнулась мокрым носом в пустую ладонь, тут же отскочила к двери и оглушительно залаяла.

Дверь открылась. Вышел Тузенков. После яркого электрического света не сразу привыкнешь к сумеркам. Присмотрелся, расплылся в улыбке.

— Ты-ы-ы… Пошла отсюда! Ну, входи…

В углу конторы стояла печь. В открытой топке сухо трещал намоченный уголь, на плите всхлипывал кипящий чайник. За столом сидел мужчина. По его блестящей лысине тщательно извивались завитки редких прядей. С левого виска несколько завитков, с правого виска… «Тамочкин», — вспомнил Барумов.

— Вот нас и трое! — радостно пожал Тамочкин руку Павла.

— Не возражаю, — ответил Павел и полез в карман.

Тузенков, как хозяин, вызвался сбегать в магазин, Достал старые газеты, сдернул с вешалки авоську.

Как видно, Тамочкин здесь не впервые. Из письменного стола вынул граненые стаканы, зачерствелый хлеб, сало. Знает, что где лежит. Пока Тузенков бегал, он накрыл стол по всем правилам. Даже бумаги нарвал — салфетки…

Тузенков раскошелился. Одну бутылку взял на общие деньги, другую — на свои.

— Рад гостям! Если мало, еще соображу!

Павел с удовольствием пил жгучую жидкость. За день так наглотался холода, что от печи не отходил бы.

— Получил письмо от знакомого, — рассказывал он. — Чудеса, да и только. Представляете, у них вдоль железной дороги сажают полосы из одного тополя. Это, говорят, для защиты контактных проводов — побыстрее и повыше.

Тамочкин засмеялся.

— Они бы оформили как изобретение. Вот потеха.

Собственная шутка понравилась, и он добавил:

— А нас в соавторы! Глядишь, деньжонки…

— Недомыслие, — откликнулся Тузенков. — Какой-нибудь недоумок палку перегибает. Мало ли на свете чудаков.

Выпили еще. Павел раскраснелся. Он стал подумывать, что напрасно хитрит, не по-товарищески это.

— Знаете что? Признаться, это со мной случилось. Дементьев заставляет. Но, как видно, волна и до вас дойдет.

Тамочкин опустил стакан, озадаченно повел бровями. Подумав, он выпил, долго жевал кусочек сала.

— Как быть? — посмотрел на него Барумов.

— Чего расскакался? Не знаю. Против ветра охота ль.

— Значит, под ветер?

— Не под ветер, а с головой надо.

— Ладно. Вы как хотите, а я отказался.

Замолчали. Тамочкину стало неудобно. Сделать вид, что барумовский разговор не задел за живое, — значит, рассчитывать на дурака. Рано или поздно и его спросят.

— Думаю так. Дементьев есть Дементьев. Против не попрешь.

— Значит, будете сажать тополевые аллеечки?

— Прикажут — буду. Но… с головой. Местечко оставлю. Нынче топольки, а завтра? Погода всякая бывает. Гляжу на вас, хлопчики, институты покончали, а зеленые, Жизнь учит по-своему.

Настроение у Барумова упало.

— А ты как?

Тузенков пожал плечами.

— Тяжелая батарея… — Неуверенно поднял глаза на Барумова. — Кое в чем Тамочкин прав. Ну, поорем на совещании, а все равно Дементьев издаст приказ. А на железной дороге есть устав. А по уставу как надо? Выполни приказ, а потом жалуйся.

— Значит, тоже по ветру?

— Брось ты свои закавыки! Мы не дети, на вещи надо смотреть трезво.

— Как вы можете?! — вырвалось у Барумова.

Он встал из-за стола, с сухим брезентовым шумом начал натягивать плащ.

6

Гришка залез в кабину трактора, сел на холодное сиденье. Железки за ночь стали такими леденисто-жгучими, что руки невольно отдергивались. Подождать бы, когда обогреется, да жаль времени.

— Матузков, к начальнику! — крикнула бойкая сторожиха с порога конторы.

Поставил мотор на холостые обороты, спрыгнул на землю. В конторе Тузенков указал на скрипучий стул.

— Садись, подпиши вот, — двинул он но столу шуршащую бумагу.

Гришка осторожно, чтобы не испачкать, двумя пальчиками взял ручку. Он подписал бы, но что-то бросилось в глаза, не понравилось. С повисшей в воздухе ручкой начал читать с самого начала.