Живая душа - [118]

Шрифт
Интервал

Но подвернулся этот самый трактор. На нем можно доехать до поселка, после концерта переночевать у подруги. А назавтра опять какая-нибудь попутная машина найдется… И Лида рискнула. Быстренько переоделась в выходное — шерстяная кофточка, газовая косынка от комарья, лакированные красненькие сапожки — и поспела на разворачивающийся трактор.

Это, конечно, была картина: летним днем, в августе месяце, волочатся за трактором громадные сани. И на ободранных, побитых, загаженных мазутом этих санях стоит девочка-игрушечка в красных сапожках. Едет на концерт.

Уползала, скрывалась за кедрами буровая вышка, качались справа и слева болотины — с промоинами и желтой болезненной осокой, с волдырями кочек, с кривыми полузасохшими елками, похожими на старух нищенок… Вот местность, чтоб ей сгореть. Отворотясь не налюбуешься. Возле той деревни, где Лида родилась, тоже встречались и болота, и гари, и плешивые вырубки в лесу. Но таких гиблых мест все ж таки не было. Увидели бы мать с отцом эти края, так решили бы, что Лиду сюда в наказание отправили…

Позади на дороге запрыгал какой-то человек, по-козлиному сигая через лужи и ручьевины. Лида присмотрелась — вроде бы парень. Несется как ненормальный, догоняет сани. Кто бы это?

Ага, ну, конечно. Знакомая личность — Альберт, помощник бурового мастера, ухажер номер один. Явился, не запылился.

Лида смотрела, как он догоняет сани, и деловито соображала, что предпринять. Спрыгнуть и вернуться на буровую? Или снова рискнуть?

Альберт уже к ней привязывался. Он из породы веселых таких шалопаев, которые обнимают всех девчонок подряд, докуривают чужие сигареты и охотно рассказывают, с кем вчера целовались. Обзовешь его — не обидится. Одолжение сделаешь — не оценит. В голове — ветер, в душе — легкость; прыгает по жизни, как надувной мячик.

Однажды в клубе на киносеансе приткнулся рядом и вот прижимается, вот прижимается. Будто его ветром клонит. В другой раз повстречались на узкой тропиночке, и конечно же он момента не упустил — руки растопырил, обнимать собрался. Лида юркнула под задранную его руку и была такова.

Сегодня, ясное дело, он опять привяжется. Места в клубе не нумерованные, он непременно усядется рядышком. И не сгонишь. А впрочем, не обязательно сгонять и устраивать на людях скандалы… Можно, например, сесть среди знакомых девочек, чтоб по бокам были подружки. Пускай тогда Альберт клонится в любую сторону.

А если в дороге привяжется? Да нет, не привяжется, побоится трактористов. Вон, в заднее окошечко на тракторе все видать.

Альберт догнал сани, вспрыгнул. Скулы у него двигались — что-то дожевывал. Невероятно способный человек: несся вскачь за санями и одновременно жевал. Питался на первой скорости…

Вот присел на расщепленные доски, беззастенчиво уставился на Лиду. Глаза у него какие-то мерцающие, желтые, как мокрый песок.

— На концерт?

— На концерт, — с полнейшим безразличием ответила Лида. — А что?

— Ничего. Я тоже!

На том и закончился разговор.

Скрипели сани, пьяно покачивались, хлюпала под полозьями жирная грязь. Комары толкли воздух перед самым лицом. Лида плотней обмоталась газовой косыночкой; к Альберту она больше не поворачивалась, делала вид, что вообще его не замечает.

Лида умеет с такими шалопаями обращаться. Это пусть другие девчонки позволяют себя тискать. Или пусть учиняют скандалы на людях, когда такой вот ухажер пристанет. Лида иначе действует… Она молчком, тишком ускользнет от любой опасности. Вывернется как намыленная, ее не ухватишь.

Род назад, когда Лида надумала ехать по комсомольской путевке на Печору, в трест «Нефтегазоразведка», родители очень убивались. Мать причитала: «И куда тебя несет, моторную?! Стоило школу кончать, чтоб в этакую даль, на Север, закатиться! Да ты знаешь, какой там народ?!»

А Лида собирала вещички и помалкивала. Она загодя все распланировала. Люди на Севере как и везде — есть беленькие, есть черненькие, есть полосатые и в клеточку. Не съедят, коли держать ухо востро.

Вот уже год миновал, и ничего, не съели. Все нормально. Лида работает, ее хвалят и ценят. Начальник конторы бурения даже обещает послать ее в город Ухту, на курсы коллекторов.

Благодарим за ласку, но туда Лида не поедет. Начальнику об этом знать не надо, пускай, надеется до поры до времени. Но Лида на курсы не поедет, потому что не желает возвращаться на эту вот буровую, где круглосуточно ревут дизели, где летом ездишь на санях и где в общежитии перед сном надо бродить по комнате с чадящей головешкой — выкуривать комаров.

Не для того Лида уехала из родной деревни. Не для того получала среднее образование. А его непросто было получить, потому что в родной деревне пока школы-десятилетки еще нет и целых три года бегала Лида учиться в соседнее село…

Нет, слишком много потрачено сил, чтоб теперь от мечты отказываться. Лида поработает на буровой еще годик, отлично поработает, получит самую распрекрасную характеристику. И тогда с этой характеристикой, с производственным стажем за плечами опять наладится в институт.

В прошлом году сорвалась, по конкурсу не прошла. Но больше это не повторится. Лида приедет заранее, на подготовительное отделение запишется. Докажет преподавателям свою прилежность. А если опять не доберет нескольких баллов, уже не страшно. Теперь Лида с трудовой биографией. Отличная производственница. Ездила по комсомольскому призыву на край света, Попробуйте ее не принять!


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».