Живая душа - [120]

Лида осторожно наступила на моховую подушку, раздвинула ветки. Холодная роса обожгла ее пальцы. Альберт стоял возле тускло отсвечивающей мокрой магистральной трубы. К ней были прислонены березовые палки, четко белевшие на срезах; Альберт обстругивал еще одну.

— А это зачем?

— Оружие тебе. Для обороны. Влезай на трубу… Упирайся палками, как лыжник. Сможешь идти?

— Я… я попробую…

— Смелей!

— Да, легко тебе говорить! — заискивающе протянула Лида. — Ты мужчина. Ты сильный!

— Вот так и шагай за мной.

— Впереди-то небось трясина…

— Вытащим!

Альберт тоже взобрался на газопровод и пошел по нему, почти не отрывая подошв от скользкого горбика трубы, ловко переставляя палки. Вообще-то неплохо он это придумал… Идти по трубе гораздо легче, чем по вязкому дорожному месиву. Труба поднята невысоко над землей и уложена на деревянные сваи. Она, правда, тонковата, ступаешь, как по железнодорожному рельсу, но с палками удержать равновесие просто. Иногда палка, всхлипнув, проваливается в торфяную жижу. Тогда выдергиваешь ее, как из собачьей пасти. Но и это терпимо. Лида не белоручка все-таки.

— Шагай, шагай! — подбадривает Альберт.

— Я… стараюсь… — робко откликается Лида.

Примерно на середине трассы, когда с края болота уже доносился хриплый рев дизелей на буровой, Лида оступилась. Сама оплошала — задумалась некстати. Палка, выпущенная из руки, шлепнулась в трясину, а за нею, вскрикнув от испуга, свалилась и Лида. Угодила между кочками в болотное окошко, затянутое плесенью; одежда мгновенно промокла, ледяная вода ошпарила так, что дыхание оборвалось.

— Аль… Альберт!..

В два прыжка он вернулся к ней, сел верхом на трубу, помог выкарабкаться. С нарядной Лидиной кофточки, с юбки, облепившей тело, струями текла вода. Сапожки полны воды… Ах ты, несчастье какое! Теперь закоченеешь, простудишься! И согреться невозможно — бегом-то по трубе не помчишься!

— Ушиблась?

— Нет… Холодно очень!

Сидя на трубе, она пыталась отжать на себе одежду, а он нашарил в кармане коробок, чиркнул спичкой. Неожиданно ярко осветились от крохотного огонька кочки с пожухлой травой, ржавая пузыристая вода и невдалеке — несколько жидких мертвых елочек, торчащих на лысом пригорке.

— Ну-ка, давай за мной! — сказал Альберт.

То и дело зажигая спички, он довел Лиду до пригорка, наломал сухих веток, сверху навалил елок. Они были как костяные, не ломались, и Альберт, сопя, раскачивал их и выдирал прямо с корнями.

Костер получился громадный. Зашипело пламя, винтом закружились длинные искры, пошло трещать, фукать дымом, и наконец-то посиневшие Лидины руки обдало жаром… Нет, у Альберта была все-таки смекалка!

— Раздевайся! — крикнул он повелительно.

— Ты что?! — ужаснулась Лида. — В своем уме?!

— Да отвернулся я! Отвернулся!..

А Лида уже сама заметила, что он отвернулся, и торопливо стаскивала с себя раскисшую кофточку, расстегивала «молнию» на юбке.

— Не смей оглядываться, слышишь?!

— Вот глупая. Держи.

К ее ногам упал скомканный плащ Альберта, затем пиджак, затем бухнулись тяжеленные резиновые сапоги. Не спуская глаз с Альберта, Лида разделась, обтерлась, впрыгнула в чудовищные, но сухие внутри сапожищи, натянула приятно теплый пиджак, закуталась в плащ, тот плащ свисал до самых ее пяток.

— Алик… на чем бы мокрое развесить?

Альберт выворотил еще парочку елок, принес, укрепил перед костром. Развесил на сучьях одежду.

— Осторожней! Чтоб искры не прожгли!

Он выставил ладони и начал неловко отмахивать искры, будто комаров. Потом решился взглянуть на Лиду.

— Перестала меня бояться?

— Перестала… — смущенно призналась Лида. — Но ты, Алик, все равно какой-то…

— Какой?

— Тебе бы только посмеяться…

— С чего ты взяла?

— А помнишь тогда, на тропинке? И в кино тоже…

— Ну и что?

— Нельзя так с девушками обращаться.

— Может, ты мне нравишься, — сказал Альберт, усердно отгоняя искры. — Давно уже…

Честное слово, он стеснялся! И, наверное, говорил правду! Лиде сделалось весело, она поправила растрепавшиеся волосы, сказала капризно и кокетливо:

— Нет, все равно ты какой-то несерьезный, Алик!

— Да почему?

— Так…

— У меня характер легкий, — признался он простодушно. — А вообще-то… сказать новость? Меня на бурмастера посылают учиться. Вот какой я несерьезный.

— Да ну? И справишься?

— Справлюсь. Это дело по мне. Я и теперь приду на буровую, посмотрю, — и точно скажу, как долото ведет себя в скважине.

— Ой, и хвастун! Инженеры этого не могут сказать!

— Не могут. Верно. Потому что практика мала… Не все инженеры, как мы с тобой, после школы прямо на буровую идут. Инженеров-то много, а толковых бурмастеров — раз, два, и обчелся. Здесь талант нужен!

— А у тебя он есть?

— Говорят, есть… Вот посмотришь, как я сегодня в этой аварии разберусь. Правда, правда, не смейся!.. Талант — это, конечно, штука неопределенная. Просто у меня глаз наметанный. И руки чуткие. Я все ими чувствую. Палец подниму — и определю, с какой стороны ветер.

— Ну, и с какой же он стороны? — пряча усмешку, спросила Лида.

Альберт послушно поднял руку с растопыренными пальцами. Нет, смешной парень… Над костром дым полощется по ветру, искры чертят красные следы. А будущий буровой мастер пальцем определяет, откуда ветер.