Житие старца Паисия Святогорца - [164]

От природы Старец был открытым и благодарным человеком. Он любил оказывать гостеприимство и милостыню — настоящий человек благословенного Востока. Любил рассказывать веселые истории с духовным содержанием, от сердца смеяться. «К сожалению, сегодня, — говорил он, — многие утеряли естественный смех». Сострадая чужой боли, Старец мог разразиться рыданиями, он мог, как родного брата, обнять и поцеловать человека, испытывающего боль, хотя видел его первый раз, мог пойти на любую жертву, чтобы облегчить его участь и помочь ему. И все это он совершал от сердца, естественно и непринужденно.

Старец приносил себя в жертву ради того, во что верил, и ради любви к ближнему. Он терпеть не мог двуличности, подлости и бессовестности, чтил и уважал людей добродетельных, благоговейных, тех, кто имеет идеалы и трудится на благо Церкви и народа, у кого есть любочестие, кто отличается духом жертвенности. Он говорил: «Я ношу в своем сердце тех, кто отличается добротой, благоговением и простотой».

Перед самым последним человеком, особенно если у него была страдающая и чуткая душа, Старец беспредельно смирялся, повергался в прах. Однако одновременно он, как достигающая небес гора, как непоколебимая скала, возвышался перед угрозами и устрашениями, лестью и лукавыми дарами сильных века сего. Его не устрашали угрозы, опасность и смерть, он был неуязвим для клеветы и даже для физических нападений «борющих его с высоты»[266], то есть сильных земли.

Человек с богатым внутренним миром, он умел чувствовать чисто — к эмоциям любого рода это отношения не имело. Совершенный человек, человек Божий — рожденный Богом образ, украшенный драгоценной мозаикой — добродетелями. Это было «чистое и непорочное зерцало», отражавшее в себе Божественные свойства. Старец был благ по естеству и наделен редкими дарованиями. Но и сам он подъял великий подвиг, увеличив и приумножив свои таланты. Бог дал ему много — Старец откликнулся на это многое и во много его увеличил.

Это был человек редкого ума и сообразительности. Случай редкий и необычный. У него была поразительная память. Увидев человека всего один раз, он помнил его десятилетия. Однажды в «Панагуде» его посетил пожилой мужчина. Старец спросил его: «Ты Кокинелис?» И действительно, это был Кокинелис, вместе с которым Старец недолгое время служил в армии полвека назад.

Он умел входить во все, не отвлекаясь на все. Он знал о том, что происходит в мире, пребывая в пустыне. Духовно он находился вместе со всеми, удалялся от людей из любви к ним.

Он многое знал, хотя и не учился, легко общался и разговаривал с учеными и другими выдающимися людьми, не чувствуя своей ущербности. Напротив, мудрецы века сего приходили к нему за советом.

На вопрос «не жалеет ли он, что не получил образования?», — Старец ответил отрицательно. Только о знании древнегреческого языка он говорил так: «Если бы я окончил хотя бы пару классов средней школы, то я понимал бы лучше Священное Писание и Святых Отцов». Однако в своих словах он был необыкновенно точен, его ответы не содержали пустот и недосказанностей. Сразу становилось понятно, что он хотел сказать, выразительным жестом он мог выразить сущность человека или целого дела.

От природы он был художником и поэтом, писал стихи, тропари, умел рисовать.

Он любил всякое дело делать по-хозяйски. Если уж брался за что-то своими руками, то доводил до конца с любовью и безупречно. Особенно если это связано с Богом и с Церковью. Он умел быть настойчивым и знал, как добиться того, чего хотел.

В своих отношениях с другими был прост, непосредствен, искренен, имел свой особенный способ, некое духовное искусство приблизиться к человеку, найти доступ к его сердцу и его успокоить. Он молча, с напряженным вниманием, слушал, давал говорить и ставил себя на место ближнего. С людьми он вел себя чутко и тонко, и только по отношению к самому себе оставался строг. Эти противоположности его характера слагались в чудную гармонию: терпимость к другим и строгость к себе, безмолвие и общительность, простота веры и интеллектуальная исключительность, благоговейное хранение и соблюдение уставов и — дух свободы.

Каким бы путем ни пошел Старец в своей жизни, он все равно стал бы выдающимся, потому что был вместительным сосудом, сильной машиной, прожектором, который бьет на дальние расстояния.

Однако вместо того, чтобы временно блистать в этом лживом мире своим собственным блеском, он предпочел стать «крышкой от консервной банки», в которой отражаются лучи Солнца Правды, отражается Само Солнце. Он подъял великий подвиг и совершил его с любочестием и самоотречением. Он все отдал Богу, претерпев ради Него искушения и скорби. Он помог бесчисленному множеству людей, вступил в единоборство с диаволом и вышел победителем из этой схватки. И сейчас он слышит благословенный голос:«Побеждающему дам ясти от древа животнаго, еже есть посреде рая Божия»[267].

 Сначала мы веруем в Бога, а затем любим Бога и Его образ — человека. Вера умножается посредством молитвы.«Приложи нам веру».

«Насколько я понял, все зло происходит от неверия. Когда человек не верует в Бога, он хочет превратить свою жизнь в сплошную праздничную пирушку. Поэтому он и предает себя всякого рода грехам».