Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон - [30]

37

Так таинник и тайновождь высочайшего того видения (θεωρία), Ангел, укрепив великого зрителя, исчезает от него вместе с видением, а равноангельный тот подвижник опять стал проходить ту глубочайшую и безводную пустыню, весь исполненный радости и некоторого неизъяснимого удовольствия, всецело пребывая умом на небе с его красотами, явно там уже имея жительство и вместе с великим Павлом (ср. Флп. 3:20), восшедшим на третье небо и слышавшим неизреченные глаголы, которых нельзя пересказать человеку (2 Кор. 12:2–4), сподобившийся в необыкновенном восхищении ума тайн, которые там пока отчасти мог видеть и слышать и большая часть которых совершенно невыразима и превыше человеческого слуха, почему он и почтил их молчанием. А то, что он своим друзьям и таинникам тайно передал, то и я, сколько это для меня возможно, собрав, предам слову, представляя во свидетели Бога, что я ни в чем не погрешаю против истины и не оскорбляю высочайшую мудрость мужа, а разве кое-где в подробностях сокращаю слово, по снисхождению к немощи слабейших, полагая, таким образом, разумно меру словам и (принимая во внимание время – см. Еккл. 3:1) согласно мудрому Соломону, назначающему время всякой вещи и прекрасно, как немногие из людей, философствующему, мнению которого противно (положение) «всякая мера хороша». Но будем продолжать дальше.

38

Круг целых трех лет уже заканчивался, как подвижник жил в той сухой пустыне, славно перенося холод и зной и выше всякого слова подражая, так сказать, бестелесностью (άσάρκψ) и отсутствием питания (άτρόφω) невещественным силам и принимая от них в свою очередь духовные осияния, как сейчас будет сказано. Так, приведя в сильнейшее удивление Ангелов, которым он старался выше естества подражать, как бы бесплотный, и вследствие этого в высшей степени страшный и зверям и демонам, он опять приходит во внешнюю, расположенную возле Иордана пустыню, несколько более как будто соответствующую и удобную для жизни людей и животных, так как там кое-где можно и травы собрать, и (найти немного) воды для утоления жажды. Однако искуситель, будучи по природе бестелесным, нисколько не перестал искушать его, тем более что и усталость не могла ему воспрепятствовать в этом, хотя он и помнил, что уже много раз покушался (на это), как я говорил раньше, и устраивал брань против него. И вот, оставив личную борьбу – ибо таковую он возбуждает обычно против подвижников, живущих в полном уединении, – опять поднимает старательно брань против него через людей, так как видел, что он приблизился к обитаемым местам, и, как хитрый, подозревал, что он будет ходить по вселенной, как свет для находящихся во тьме и вождь заблудившимся и истинное спасение душам, ищущим Господа, что и на самом деле Податель благих, Господь наш, потом явил, отогнав отступника при посредстве самих козней и зависти его, подобно тому как медь постыдно уничтожается собственной ржавчиной. Итак, он усиленно принимается за брань.

39

Когда великий так блуждал в своем обычном виде по пустыне, (враг) восстановил против него двух арабов, которые, встретившись с ним, под совершенно пустым и неуместным предлогом, будто он был сторожем денег, спрятанных там христианами, владевшими, как говорят, раньше этой землей, пристали к нему, требуя, чтобы он тотчас указал им то место. Это было неискусное внушение лукавого, хитро устроившего брань. Когда же он ничего им не отвечал, они так жестоко его избили (ибо распалил их варварские души во много раз сильнее халдейской печи), что и сами, отчаявшись в его жизни, решили оставить его, как мертвого, где-нибудь в яме. Потом, убоявшись, чтобы он, оправившись после этого несчастья, ибо некоторая малая жизненная сила еще была у него, и явившись к начальнику (σατράπη) народа, не причинил им беды, ибо им как бы свыше пришла мысль, что он дружествен к нашему роду по многим некоторым причинам, – убоявшись, говорю, этого, орудия лукавого худо и нелепо думают исправить злом зло, ибо решаются убить невинного решительно без всякого основания, как бы для того только, чтобы освободиться от вышеупомянутой опасности. И осуществилось бы то гнусное намерение, если бы Бог не воспрепятствовал тогда, человеколюбиво издалека приготовляя нам через него спасение. Ибо как один из тех палачей поднял вверх меч, чтобы снять с него, уже боровшегося со смертью, голову, – о суд Божий над делами нечестивцев! – тотчас рука та, поднятая вверх и как бы требующая суда за безумное дело, сделалась сухой и неспособной владеть мечом. Это (чудо), исполнив страха другого (варвара), побудило его убежать со всех ног и искать спасения в бегстве, а к этому тотчас возвратился ум, и он, сильно сожалея (о случившемся) и источая горячие слезы, оплакивал (свое) несчастье.

Что же (делает) человеколюбивейшая и поистине христоподражательная по своему состраданию душа? Как только он понял случившееся, тотчас стал сожалеть о беде своего палача и, взглянув на небо и немного простерши руки к Богу, ибо не мог как следует вытянуть их по причине побоев, восстановляет пораженный член в прежнее состояние. И вот, обретя, вопреки ожиданию, скорое уврачевание (своего) страдания, (варвар) тотчас поспешно уходит, а ему, лежащему, опять предстает сладкий тот защитник, светлый, разумею, Ангел Божий, и, взяв его за правую руку, приветливо восставляет и исполняет обычной благодати. И тотчас опять является все потребное: крепость тела, радость души, просвещение обоих и общее благосостояние.