Жить в эпоху перемен - [40]

— Ну что, может, не будем ее топить?

— Не топите меня, пожалуйста! — истово попросила я. — Еще одна попытка, еще один рывок! Все восемь месяцев я боялась одного: недоплатить! И надо же было так вляпаться, — совершенно искренне закончила свою импровизацию.

Старшая, облегченно вздохнув, предложила:

— А давай не заметим? Все-таки это не она виновата…

Ей-богу, выпрут ее скоро! Такие долго не работают.

— Ты что, план не собираешься выполнять, заступница народная? Тебе премии не нужны, конечно. Сама не живешь и другим не даешь, — обиделась младшая и обратилась ко мне: — Ладно уж… За восемь-то месяцев пени сможете заплатить?

— Да! — радостно согласилась я. — Это, честно признаюсь, мне по силам, и я бы заплатила, но — увы! Увы! Не имею права.

— Вот, смотрите, — я выложила перед младшей бумаги. — Опытный Алексей, хлебавший маразм с момента его новейшего всплеска, настоял внести в договор купли-продажи пункт о своей личной ответственности по всем долгам предприятия до момента продажи. А вот, — я достала другое бумажье, — надлежащим образом зарегистрированное дополнение к уставу.

— Таким образом, — обратилась я к младшей, — парадоксальность ситуации заключается вот в чем: я глубоко сочувствую блеску и нищете Пенсионного фонда. Но помочь ничем не могу. К сожалению, конечно.

Возьму на себя смелость посоветовать: когда вы купаетесь в крови поверженного врага, соблюдайте сугубую вежливость. Сугубую!

— Так вы отказываетесь платить? — металлически спросила младшая.

— Не отказываюсь, нет, — услышала она проникновенный ответ, — я бы с удовольствием, но законного права не имею. Обращайтесь в Америку, штат Нью-Джерси. Розыск экономического преступника, нанесшего России ущерб в полторы тысячи долларов, поставит на уши Интерпол. Это еще что! — утешила я потрясенных слушательниц. — А если бы проклятый казнокрад укрылся в бескрайней сельве?

Старшая восхищенно посмотрела на меня, а младшая понимающе спросила:

— Вы издеваетесь, что ли?

— Это не я, — отвергла я инсинуацию. — Это маразм, но все по закону. А что же вы думали, за открытое общество и интеграцию в мировую экономику никто не должен платить? Да и Бог с ним, с Алексеем. Он — ваша проблема. А мне, честной налогоплательщице, нанесен серьезный ущерб. Брошена тень на мою кредитную репутацию. Обсудим размер компенсации? В порядке, так сказать, досудебного урегулирования?

Дам как ветром сдуло.

Я сладко потянулась, свернулась в кресле клубочком и сыто замурлыкала.

Конец коровы

А дома меня уже ждали.

— Привет? — не вполне уверенно спросил муж, встретив меня в прихожей.

На вешалке висел ватник.

— Привет, — нерадостно согласилась я.

— А я тебя жду, — застенчиво сообщил он.

— Зачем?

— Поговорить.

Вот увидите, сейчас квартиру начнет делить.

— Пошли. Поговорим.

В комнате горели свечи и звучала тихая музыка. Меж свечей высилась бутылка любимой мною «Алазанской долины», стояли тарелки с бутербродами, лежала коробка конфеток «Кара-Кум», которые я могла поглощать в любых количествах, и яблоки.

— Это для кого? — спросила я.

— Для нас, — робко сказал он.

— А-а, — ответила я и, подумав, рассказала:

— Свеча горела на столе,

Соната Моцарта лилася.

Жена скакала на метле,

А муж от горя водку квасил.

— Не смешно, — оценил он. — И рифмы у тебя всегда ни к черту не годились.

— Не стреляйте в пианиста, — вяло отмахнулась я.

Мы сели друг против друга.

— Это тебе, — муж протянул мне пачку бумажек.

— Что это?

— Доллары, — объяснил он. — Я дачу заложил.

У меня, наверное, что-то атрофировалось от всех переживаний. Я не понимала.

— Ты нашу дачу заложил? — вежливо уточнила я.

— Нашу, нашу, — обрадовавшись моей сообразительности, подтвердил муж. — Но это уже давно было.

— А зачем ты заложил нашу дачу? — продолжила я расспросы.

— Мне очень нужны были деньги, — страстно объяснил он. — Ты даже не представляешь, как мне нужны были деньги!

— Теперь понятно, — остановила я его. — То есть ты заложил нашу дачу из-за денег?

— Ань, — сказал он, — я, конечно, скотина, но зачем же закладывают дачи, если не из-за денег?

— Столько-то я еще соображаю, — обиделась я. — В конце концов, ты же ее только заложил. А ты ее ненароком не продал?

— Я не смог, — утешил он меня. — Там твое согласие требовалось. Можно, я тебе все по порядку расскажу?

— Ага, — остановила я его. — Я тебя, конечно, послушаю, и мы до всего договоримся. Ты мне только скажи: ты столько времени на нас внимания не обращал, потому что тебе очень нужны были деньги, и ты заложил дачу, чтобы отдать деньги мне? Нелогично.

— Да какая уж тут логика, — саркастически усмехнулся он и попросил: — Ты прости меня, пожалуйста. Я дурак.

Надо вам сказать в его оправдание, что муж мой вовсе не дурак. Он очень хороший врач-гинеколог. Золотое дно, правда? Вы видели хотя бы одного гинеколога, который вечно и остро испытывает нужду в наличных средствах, а безналичных и вовсе никогда не знал? Нет? Я тоже видела только одного, и этот один был моим мужем.

— Ты понимаешь, — жарко сказал он, — год назад я понял: так жить нельзя. У меня две ставки, у тебя две ставки. А жизни нет. Мужик я, в самом деле, или что?

Я заледенела. Если он мне решил рассказать, как выяснял: мужик или не мужик (троих детей ему недостаточно для полной уверенности?) — дам в морду. Первый раз в жизни дам в морду. А потом поеду и той безрогой корове вымя оборву. А потом…