Жить не дано дважды - [14]
— А тебя, Маринка, «женили»?
Маринка пропела:
Но получилось не очень весело, и Маринка сказала:
— Не надеются на меня, наверное.
Таня горячо возразила:
— И чего ты, Маринка, на себя наговариваешь? Мнительная ты!
Я подумала, что я тоже, наверное, мнительная — придумала про Василия и нервничаю. А вот сейчас, когда девочки рядом, я спокойна. Хорошо, что нашлись девочки.
Мы теперь встречались каждый день. Конечно, потихоньку от Прищуренного. Уходили на пустынные кочагуры — там пели, дурачились. Мы все-таки были совсем девчонки, болтали обо всем на свете, кроме главного — о задании. Тут мы не отступали от железного закона разведчика — о задании никому ни слова, ни другу, близкому, ни отцу родному. Я только спросила Таню о ее руководителе группы.
— Максим?.. — спросила Таня и убежденно сказала: — По-моему, настоящий человек. А твой Василий?
Я не успела ответить. Маринка, шедшая впереди, вдруг закричала:
— Девочки! Девочки! Скорей!..
Мы кинулись со всех ног. Маринка стояла у просевшего холмика, ничем не похожего на холмики кочагур. Маринка нервно зашептала:
— Здесь что-то зарыто, девочки! Может, клад?.. Конечно, немцы удирали, зарыли. Ценности. Или секретные документы. А, девочки?
Мы с Таней знали, что Маринка неудержимая фантазерка. Но поддались: действительно, вдали от села, в пустынных кочагурах что-то зарывали. Неспроста зарывали. От волнения у меня дыхание остановилось. Таня осипшим голосом сказала:
— Побежали ко мне за лопатами. У хозяйки в сарае есть.
Через пять минут мы рыли — молча, сосредоточенно. Взмокли лица. Земля-то жесткая, промерзшая. От волнения не чувствовали ни волдырей на ладонях, ни усталости. Без отдыха копали, откалывали мерзлые куски земли. Не помню, сколько мы так копали, докопались до лошадиного копыта.
С минуту немо смотрели на него, тяжело дыша, не отирая струившийся по лицу пот. Меня медленно разбирала злость — даже не знаю на кого: на Маринку, на себя, на всех нас. Я вздрогнула от Таниного хохота. Она еле держалась на ногах от смеха. Она смеялась не столько над нашей находкой, сколько над моей злостью и Маринкиной растерянностью.
Неудачи преследовали нас в тот день.
Маринка ушла к себе — приближалось ее время работы с узлом связи. Я пошла к Тане. Почистились у нее, умылись, причесались. Таня поставила на стол тарелку с мандаринами, высыпала в блюдце сахар, приготовила стаканы — хозяйка обещала нам чай через десять минут. Я чистила мандарин и поглядывала в окно — на штабную дорогу, как вдруг услышала за дверью знакомые шаги.
— Таня…
— Лезь под кровать, Оленька!
Я послушно нырнула за кружевной подзор кровати.
Вошел Прищуренный. Неторопливо снял шинель, шапку. Прошел к столу, за которым сидела онемевшая Таня. Сел на скамью, на мое место с недочищенным мандарином.
— Как, Таня, дела идут?
— Ничего… идут, — еле просипела Таня. — Хорошо идут, товарищ майор. Очень…
— Угощать будешь?
Голос у Прищуренного ровный, доброжелательный. Я даже представила его глаза в тяжелых веках — синие, веселые, ничего не упускающие из поля зрения, и сильно пожалела Таню. Мне бы тоже было нелегко.
— Вот… мандарины… — сказала Таня.
— Какая ты рассеянная, Таня, — легко упрекнул ее Прищуренный. — Смотри, один мандарин лежит недочищенный, а ты другой чистишь. И зачем-то два стакана на столе — может, меня ждала в гости? Увидела в окно, что я иду, и поставила, да?
— Да…
— Но ведь я не шел мимо этого окна, Таня, я шел мимо вон того.
— Я… не понимаю, товарищ майор.
— Не умеешь маскироваться, Таня, — так же дружелюбно сказал майор и встал. — Пусть вылезет твоя Оля.
Он надел шинель, шапку.
— Ладно, черти, встречайтесь. Но аккуратнее, чтобы в штабе не заметили, иначе головы оторвут и вам и мне.
Сапоги Прищуренного загрохотали к выходу.
— А наблюдательных пункта нужно иметь здесь два, поняла, Таня?
Я из-под кровати крикнула:
— Спасибо, товарищ майор!
5.
Возвращаясь от Тани, я столкнулась с девушкой в шинели. Чем-то знакомым и родным повеяло от ее кудрявых, цвета сухой соломы, волос, падающих из-под шапки, и ярко-голубых глаз. Я уже прошагала мимо, как что-то толкнуло меня к ней.
— Клава?! — девушка обернулась. — Клавочка!
Я повисла у нее на шее. Клава высокая и тонкая. Задумчивая и неслышная. «Белая березка» — прозвали мы ее еще на курсах радистов при Осоавиахиме в Москве. Такая она казалась нам неземная, необычная рядом с шумными своими сверстницами. Она не думала о подвигах, робко улыбалась, когда мы вслух мечтали о десантах, партизанах, разведке. Негромко и чуть завистливо говорила: «Счастливые вы, девочки, не боитесь».
И все-таки, когда мне поручили наметить кандидатуры для разведшколы, я включила в список Клаву. Поколебавшись, в последнюю очередь. Клава училась добросовестно, упорно, хоть нелегко ей давалось радиодело. И еще жила в этой робкой душе великая ненависть к врагу, разрушившему семью, дом. Дом их рухнул в один из первых налетов на Москву, под развалинами погибла мать, осталась младшая сестра, которую Клава, уезжая в разведшколу, поместила в детский дом. От отца не было вестей с начала войны.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.