Жить будем потом - [14]

— Зайка, разве нам плохо вдвоем? На каждый пальчик подарю тебе по колечку, можно и на руки, и на ноги, хочешь, по осени рванем к морю, — горячо шептал он девушке, накручивая на свой палец ее густую каштановую прядь.

— Хочу, хочу, хочу. На каждый пальчик, — включалась в игру Зойка. — Ты — мой, я — твоя, чего еще надо бедной девушке. Фата, лимузин, ресто­ран — неромантично, мы отметим нашу свадьбу подальше от этого захолус­тья, без родителей, только ты и я.

— Ты говорила, родители уезжают в столицу, надолго? — небрежно спро­сил Серж.

— По делам, к оптовикам, мать хочет повидаться со своей старой при­ятельницей, те после Сахалина приземлились в Подмосковье, зовут в гости.

— Хорошо, очень хорошо, — думая о чем-то своем, согласился молодой человек. «Зайка влюблена в меня как кошка, из нее можно веревки вить, мне такая подружка очень нужна, легкая на подъем, преданная, готова сутками из кровати не вылезать, дурочка. Введу ее в курс дела позже, пусть созреет немного.»

— Зайка, иногда ты выглядишь, как провинциальная лохушка, еще косицу заплети. Девушка Сержа должна быть яркой.

Взял из косметички алую помаду, она почти не пользовалась ею, счи­тала слишком вызывающей, и широким жестом провел по верхней губе девушки.

— Завтра заведу тебя к протезисту, замени фиксу на золотую, понятно?

Зойка схватила зеркальце, скривилась, подняла верхнюю губу.

— Ух, а мне нравится моя простая коронка, и старая помада, у нее неж­ный, ягодный цвет. хороша! Так в кино красятся уличные девки, — дру­желюбно спохватилась. — Меняем стиль. одежды, косметики, прически. И жизни! Согласна. Фартовый ты, Серж.

Девушка притянула его за воротник рубашки и впилась густо накрашен­ным ртом в губы, оставив яркий след помады.

— Пиявка. Порочная ты девушка, Зайка, ай-яй-яй, с кем связалась, еще пожалеешь, — и наклонился в самый вырез ее летней майки, поцеловал в ответ своим алым ртом, на бронзовой груди девушки тотчас загорелся отпеча­ток помады. — Вот мы и квиты.

Перед отъездом родителей Зоя заявилась домой нарядная, украшенная, как новогодняя елка, гордо продефилировала перед растерянной матерью, обняла ее, присела рядом за стол.

— Бог мой, какие духи, наверное, дорогущие, французские, вся бле­стишь! Кто тебе такие роскошные подарки делает, голуба моя, — допытыва­лась мать.

— Много вопросов. Есть один поклонник, не то что вы, у вас рубля не выпросишь, — упрекнула Зоя. — Нет ли у тебя, мамон, чего-нибудь пожевать, оголодала я от бутербродов и ресторанной жрачки.

— Зоя, что за жаргон, — мать внимательно присмотрелась к серьгам доче­ри. — Зоя, что это у тебя за серьги?

— Увидела, наконец. Мне их любовник подарил, — гордо бросила дочь. — Чего уставилась, как коза на новые ворота! Да, дорогие, розовый сап­фир с зернами граната, я уже разбираюсь в камнях и брюликах.

— Зоя, такие дорогие массивные серьги я видела, есть у одного человека, застежка в виде гвоздики из платины. индивидуальный заказ, — взволно­ванно запричитала мать. — У одной, и это — Лола, понимаешь — Ло-ла, жена директора рынка, она их никогда не снимает, даже спит с ними — целое состояние!

— Не все же одной Лоле, времена меняются, может, Лола их продала, заложила, что ты знаешь про жену директора рынка? Была Лола — стала Зоя. Побежишь к ней, ну, беги, расспроси, куда делись ее сережки с сапфирами, — раздраженно зашипела на мать дочь, — и слышать ничего не хочу.

На пороге обернулась.

— Оставь мне ключи от дома, присмотрю за вашим барахлом.

В тот вечер она ищейкой отчаянно шарила по всему дому, перерыла все шкафы, комод, антресоли. Серж с невозмутимым видом восседал в центре комнаты на высоком стуле.

— Что ищем, дорогая?

— Мы уезжаем, так? Ясное дело, у отца на предъявителя есть несколько сберкнижек, все равно они мои, рано или поздно старики мне их отдадут. И золотишко где-то спрятано, я девушка не из бедных, хочу свое приданое забрать.

— Так дело не пойдет, родители твои не дураки, под стопкой белья сбере­жения не прячут. Вспомни что-нибудь странное, непонятное, думай, думай, — подключился к поиску друг.

Зойка присела на диван, сосредоточенно нахмурилась, вспомнила. Они только переехали в новый дом, отец вечерами долго возился на кухне, пере­делывал подоконник, ночью девочка пошла попить воды, отец сидел у разво­роченной стены под окном, обернулся, непривычно грубо приказал:

— Не спится, марш в комнату! — и вытолкал ее, сонную, из кухни.

Эта странная сценка давно выветрилась из памяти, но теперь в минуту напряжения вдруг всплыла выпукло и реально.

— Пошли, надо искать на кухне.

Подоконник был сделан из гладкого камня, похожего на белый мрамор, широкий, удобный, вроде столика, мать за ним пьет по утрам кофе.

— Здесь, надо поднять эту плиту.

Серж долго возился, не мог понять, за что уцепиться, но все оказалось просто — чуть нажал на плиту в правом углу, она медленно поддалась, съе­хала в сторону, открыв неглубокий тайник. В деревянной коробочке лежали три сберкнижки на предъявителя по двадцать пять тысяч советских рублей, несколько золотых монет царской чеканки, массивные карманные часы с цепочкой, нить жемчуга, несколько женских перстней, две маленькие изящ­ные броши в виде листочка, усыпанного мелкими камешками.