Жить будем потом - [13]

— С приземлением! Не очень вас помяли, вы девушка хрупкая?

Услышала насмешливый незнакомый голос, обернулась. Коротко стриже­ный молодой человек, фигура крепыша-спортсмена, скорее футболист, широ­ко улыбнулся ей, обнажив металлическую фиксу.

— Зоя. А вас как зовут? — бойко ответила девушка, приглашая продол­жить разговор. Она улыбнулась, показав во рту в верхнем ряду ровных зубов такую же металлическую коронку.

— Надо же, Зоя, мы с вами как родные, какие понты! Кто зуб выбил? — удивленно поинтересовался Серж.

— Давай на ты, я еще не старая, — хохотнула Зоя, — от нехватки йода, все мое детство прошло на Сахалине.

— О-о, какая даль! — присвистнул Серж.

Зойкины родители Ачкасовы пятнадцать лет вкалывали на шахтах Саха­лина, во всем себе отказывали, копили деньги.

— Пахали как черти, подкалымили раннюю пенсию с выслугой, коэффи­циентом, — каждый раз вспоминал отец Зойки, — для тебя единственной.

Лелеяли мечту: вернуться на материк с кругленькой суммой в банке. Раз в три года семья приезжала в родной городок в отпуск, присмотрели двухэтаж­ный кирпичный дом в районе кладбища, купили. Отец Зойки не собирался на пенсии выращивать помидоры. Пристроил к дому две комнаты, органи­зовал швейную мастерскую, закупил оборудование, восемь швей строчат на машинках, дело пошло. Официально шили рабочую одежду, не по наклад­ным — модные джинсы, куртки, настоящая фирма, не отличишь, аккуратные швы, строчки, материал и пришитые импортные лейблы.

Зойка не хотела учиться, не было особой тяги, получила школьный атте­стат с нарисованными средними оценками. Мать три года обшивала мону­ментальную директрису, статью похожую на памятник. Классную ублажала богатыми подношениями и липовыми справками от уроков физкультуры и труда. Все лето после экзаменов Зойка провалялась на диване, радуясь пол­ной свободе, листала модные журналы, пропадала на дискотеках, в клубах, на городском пляже, домой приползала усталая, спала до обеда.

Ее интересовали модные купальники, солнцезащитные очки, летние шляпки, дорогие духи, мускулистые спортсмены, желательно с машиной. Мечтала встретить своего принца, быстро выскочить замуж. До чертиков надоели нудное жужжание матери и упреки отца. Вырастили одну дочь, все для нее, а она такая неблагодарная дрянь, хвост вверх задерет, ручкой пома­шет, «чао-какао», и со двора ускользает на всю ночь. Мать грозилась спрятать всю одежду.

— Бесполезно, на ней шкура горит, наступи на хвост ящерице, у нее новый отрастет, так и наша Зойка, — мудро сделал заключение отец.

Серж — щедрый, остроумный, вкрадчиво целовал ей руки, шею, за ушком, забавлял целыми днями. Чем не мечта. В то лето они хорошо загорели на Диком пляже. Серж подъезжал к дому Зойки на крутом мотоцикле, она легко запрыгивала к нему за спину, крепко обнимала, прижимаясь горячим телом к сильной спине. Мотоцикл дрожал, мчал молодых наездников за город. Она в коротких синих шортах, в майке в бело-голубую полоску. Зойка любила морскую тему, каштановый хвост вздрагивал на ветру и развевался, как знак любви и свободы.

Ей хотелось путешествовать, уехать далеко-далеко, к морю, самолетом, лучше, конечно, с обручальным колечком на пальце. В любую минуту готова была бросить родительский дом, постылые стены, разговоры матери надоели хуже горькой редьки. Ох, укатить бы с Сережей на край света!

А он не спешил делать ей предложение, все вкрадчиво расспрашивал про бизнес отца, про его компаньонов, поставки, обороты. Уступчиво улыбался, глаза смотрели холодно, что-то в его расчетливом взгляде просматривалось чужое, бесстрастное. Зойке в такой момент не нравились его карие глаза, они почему-то тускнели, не дрожали в них золотистые вкрапления. Она любила его шутливым, дурачилась, не отпускала, прижмется и слушает разные исто­рии из его насыщенной приключениями жизни, прикроет ему глаза своей теплой ладошкой. Неделями жила на его съемной квартире, принимала подар­ки, золотые сережки. Последним был браслет в виде крученой змейки, вместо глазок — зеленые изумруды. Ничего не хотела знать: откуда у него деньги, почему не работает. Его работа — до самого вечера сидеть за столиком в ресторане. Все знают — у Сержа там наблюдательный пункт, к нему приходят какие-то деловые люди, они ведут долгие скучные разговоры на непонятном для Зойки языке. Скучно.

В ресторан она заявлялась во всем блеске перед закрытием. Скромное вечернее платье, синий бархат, гладкая прическа, в ушах серьги с крупными голубыми топазами влажно блестели в тон с ее серыми влюбленными глаза­ми. В них плескалась любовь и безграничная нежность. Вечером серые глаза менялись, мерцали небесной лазурью, будто подсиненные акварельной крас­кой. Шампанское сильно действовало на нее, будоражило. Казалось, праздник жизни будет продолжаться вечно.

Порог дома Зойки Серж не переступал, находил разные предлоги. Знал, родители начнут расспрашивать, интересоваться его биографией, плотно обхаживать будущего жениха, перекроют кислород. Однажды на пляже намекнул Зойке, что в ближайшее время жениться не собирается, у него дру­гие планы, вот закончит большое дело, может быть, тогда. если позволят обстоятельства.