Жить будем потом - [11]

Хотелось ему приодеться, чтобы обязательно белый летний костюм, искал к нему белые кожаные туфли.

— Серж, зачем тебе белые туфли, ты как фраер будешь, заметный на весь вокзал, у нас весь город обыщи, нет белых ботинок, разве что у невесты, или сразу в гроб в белых тапочках, — неудачно пошутил Юрка.

— Открытие летнего сезона, я, может, мечтал на зоне. Белый костюм, я на воле, мечта, понимаешь, пень ты такой.

— Непонятки. А что с работой? — переключился на нейтральную тему дружок.

— Надо осмотреться. Может, долго в родном городе не задержусь, не те масштабы, каждая собака знает, уеду в далекие края. Найди мне белые туфли.

Ты все равно не поймешь — классные шузы в нашем деле первое дело, удоб­ство ногам и никакого мошенничества.

Частника-сапожника нашли быстро. Веселый грузин Гоги точал в своей базарной будке дамские сапожки из черного хрома. Любил мастер красивые ножки, заказчицы ходили к нему по рекомендациям, для особо капризных дамочек — из сафьяна, за материалом ездил к своим поставщикам в Кутаи­си. Брал деньги за пошив по высокому тарифу, но и мастер был знатный, на каждую ногу делал специальную колодку. Почти месяц колдовал над заказом Сержа, но пошил ему две пары, одни белые легкие туфли на тонкой подошве, другие бежевые, замшевые.

— Мокасины — от меня презент, нога не потеет, будешь Гогу долго вспо­минать.

В конце мая в городском парке включили фонтан — к открытию летнего сезона заработало летнее кафе, молодежь потянулась на танцплощадку, вече­рами играл местный джаз-оркестр. Серж — сама элегантность, белый костюм с иголочки, белые туфли, золотой перстень на мизинце левой руки закрывал синюю бледную наколку в виде жука.

Приходил в кафе рано, занимал крайний столик, лениво созерцал людское столпотворение, глаза его были в движении, что-то выглядывал, искал. На его щедрый столик слетались бывшие одноклассники, спортсмены, шапочные знакомые, друзья по бильярду, их подружки и прочая приблатненная шушера. Девушки какие-то особенные, яркая косметика, алые губы, загорелые откры­тые плечи и спины. Они легкомысленно щебетали, не сводили восхищенных глаз с темноглазого шутника, слушали его озорные байки, прибаутки, под­ставляли стаканы для кисловатого красного вина. Серж заказывал девушкам мороженое, пирожные, конфеты, дружкам — водку. Разгоряченные, все воз­бужденно пили, нервно курили, уходили танцевать, возвращались. Один Серж не танцевал, жадно поглощал информацию о городских событиях и новостях, их не печатают в газетах, но все обо всем знают. Над столиком зависло сига­ретное голубое облачко, влажный ветерок приносил из дальнего угла парка свежий запах сирени, жасмина и первой скошенной травы.

Проверенных дружков по прошлым золотым денькам юности почти не осталось, кто-то уехал, женился, раздобрел, обленился под женским каблуком. Прибивалась все больше местная, необстрелянная шпана, молодые, желторо­тые, развесив уши, слушали его тюремные басенки, восхищались. Надо было попробовать кого-то в деле.

Нервный, худой Владик, студент музыкального училища, одевался в фирменные шмотки, немного фарцевал, по-черному разругался со своими стариками, хлопнул дверью, свалил от родителей, теперь снимал с лохматой подружкой комнату. Хоть вой от безденежья, тощей стипендии хватало на несколько дней.

Про богатенького Буратино, адвоката Михаила Наумовича Петренко, по прозвищу Петрило, студент и рассказал Сержу.

— Живет уединенно, холостяк, квартира в «сталинке», последний пятый этаж, напичкана антиквариатом, картинами, старинными книгами, — с азар­том рассказывал Владик.

Над его мокрым ртом чернели тонкие усики, подергивались, как у суетли­вого таракана, он все время облизывал влажные красные губы.

Весь город знал, что Петрило равнодушен к женщинам, ходили слухи о его нетрадиционной ориентации, но адвокат был осмотрительным, главное — с блеском выигрывал безнадежные дела. К нему обращались разные темные людишки с биографией, криминальный мир его уважал, власти закрывали глаза на городские сплетни, никаких скользких дел за адвокатом официально не числилось.

Серж наведался во двор адвоката, огляделся, глаз наметан, подсел за столик к доминошникам. Пришел через неделю, познакомился с соседями. Зачастил в чужой двор, играл в домино, но предпочитал партию в шахматы с отставным майором, тот долго думал над очередной комбинацией, не торо­пился делать ход, Серж в это время наблюдал за подъездом адвоката. Удобная позиция.

Михаил Наумович слыл педантом, утром ровно в восемь выходил из дома, возвращался из конторы в семь вечера. В половине девятого шел на вечер­ний моцион, хоть проверяй часы. В руках красивая трость с металлическим набалдашником, под сытым горлом бордовая бабочка, черные лаковые туфли, запах дорогих сигарет и крепкого цитрусового одеколона. Лимонно-апельси­новый душный шлейф особенно усиливался в дождь, долго держался в тем­ном подъезде и летел за хозяином тонкой струйкой меж буйно разросшихся диких кустов шиповника, барбариса, клумб с георгинами и мальвами. Одна завистливая бабка Клава с первого этажа вступала с ним в разговор, вернее, пыталась заговорить, но адвокат опускал глаза и начинал буравить носки своих лаковых туфель.