Жирафка - [5]

— Ты будешь тренером? — осторожно спросил отец. Меня, конечно, это не особенно касалось, но я следила за разговором очень внимательно. Из-за них, родителей. Что касается меня, то я должна была знать, на кого я смогу опереться в борьбе с нашей Милуш.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Руководителем я на этот раз не стану. Я им заявила, что главным хореографом в этом году будет Белакова, а сама я — тренером, не больше…

— Да, но…

— Правда, она уехала с мужем в Того. Или в Камерун. В общем, в Африку. А Ганачка еще молодая, она не справится. Она должна еще осмотреться, у нее все в будущем. Я готова отказаться от почестей, но если бы эту композицию создала я, слава была бы — ты уж мне поверь. И такие красивые костюмы — широкие юбки, никаких «мини». Чтобы кое-кто понял, что мы не девчонки, а мамы и бабушки. Красивые ноги — это хорошо, но не в этом дело! Я очень люблю Дворжака. И хотя минорные аккорды «Славянских танцев» так проникают в душу, но мы не государственный ансамбль песни и танца, а просто обычные женщины от плиты и корыта.

Отец ничего на это не сказал, а только кивнул, зато из кухни послышалось многозначительное покашливание. Это Милуш давала понять, что мама и плита — совершенно разные понятия.

— Подведем итоги: розарий может подождать… — проговорил папа, но мама почувствовала в его тоне упрек; она гордо вздернула подбородок. «Хоть ты и прав, а я все равно поступлю по-своему» — таковы были ее принципы.

— На мою помощь, конечно, не рассчитывай, помни: сад, и машина, и все прочее — твои…

— Остановись, я и не подозревал, что у меня все это есть! — воскликнул отец с притворным ужасом. — И вообще, я тебе ничего не запрещаю. Кроме того, я понимал, кого беру в жены. Районным начальством ты тогда не была, но на квартальное тянула…

— Я отказалась от большей карьеры, и не по своей вине.

— Главное, что ты не тащила меня в свою физкультуру — тут бы мне и конец пришел.

— Зато я строила беседку, а до этого еще застеклила веранду, и розы твои все равно придется окапывать! — прокричала мама.

Только теперь до меня дошло, что они вовсе не ссорились. Если мне поначалу казалось, что они ругаются всерьез, то сейчас я поняла: они просто любезничают. Господи, в их-то годы! Неужели они любят друг друга? Милуш уже двадцать шесть, значит, они вместе 27 лет! Отец точно с обложки журнала, а мама — училка и тренер телом и душой. Что отец, ослеп, что ли? Что он в ней находит? Конечно, это парадокс: отец выглядит намного спортивнее, хотя весь его спорт — это езда летом на велосипеде и бег зимой, а мама берет самые тяжелые лыжи и ездит на них с таким блеском, что пижоны на пластиковых с завистью смотрят ей вслед.

— Ну, это я тебе верну с процентом, — засмеялся папа. — Все равно я убежден, что, стоит мне прийти в суд и сказать, что живу с тренером, меня разведут на первом же заседании. А если бы я добавил, что живу с главным хореографом района, мне бы выдали специальный диплом за долготерпение.

— Все у нас, конечно, в наилучшем порядке, — добавила я ядовито.

— А ты что же думаешь, это не так? — произнесли они одновременно.

Но меня уже не остановить.

— Ну, я тоже кое-что помню. У меня тоже есть определенный коэффициент интеллектуальности. К вашему сведению, у баскетболистов он особенно высок.

— Да, от скромности ты не умрешь, королева, — заметил папа. Он больше не смеялся.

И мама подхватила:

— Но мы этого и хотели. Помнишь, как долго мы искали способ освободить ее от комплексов?..

— Так долго искали, что явно перегнули палку. — Папа говорил так, как будто меня тут не было.

Но меня уже не оторвать от воспоминаний. Сами же они это знают. Да, я была так глупа когда-то, что позволяла кое-каким комплексам управлять собой. Но виновата во всем Милуш! Она по собственной инициативе взялась за мое воспитание, а потом удивлялась, что я ее перестала уважать. Я уже не помню, чем ее тогда доняла. А, вот чем: мне удалось узнать, что она не пошла на экзамен. Отец как с цепи сорвался. Мать испугалась и сказала, что это вранье. Как будто трудно было проверить, а тем более отцу. Ну, крику было! Отец в таких случаях всегда кричал, что сыну бы он показал, но дочь принадлежит маме…

— Заруби себе на носу, лгать ты не смеешь! И ты тоже! — кричал он заодно и на меня. — Если не успела подготовиться, нужно договориться и идти снова! А трусить, отступать и врать — это я не потерплю ни у своих студентов, ни у своих детей.

Ну, в общем, театр. И Мила не забыла, кого за это благодарить. Отомстила она очень скоро. Стоило ей только уехать летом в Дворже Карлове, она тотчас же послала нам открытку с изображением двух жирафов: большого и маленького. Написала: «Не напоминает ли вам кого-нибудь этот большой жираф?»

— Ну конечно же Гелчу! — непосредственно среагировала мама.

Маме-то я простила, потому что Мила и рассчитывала на такую реакцию. И если бы даже она ошиблась, то нашла другой способ преподнести мне трюк с жирафом, чтобы закрепить кличку. Сколько же мне тогда было? Девять лет? Думаю, ясно, почему у меня появились комплексы. Но вряд ли красиво напоминать об этом теперь.

Мама заметила, что я слишком накалилась.