Жираф Джим - [57]

— Вы и Боба Забавника привлекли?

Джим кивает.

— То есть у вас там не только молоденькие танцовщицы.

— Молоденькие танцовщицы, я и Боб.

— Тогда почему вы его не назвали «Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами и Бобом Забавником»?

Правым передним копытом Джим смахивает снег со своих смешных маленьких рожек.

— Потому что у телепрограммы должно быть красивое, звучное название, а «Жираф Джим: Опыте молоденькими танцовщицами» — это название красивое и звучное. Тем более что Боба потом, может быть, и не будет. Может быть, мы пригласим кого-то другого. Например, Веселых Близняшек. Или этого чревовещателя-сюрреалиста Самуила Сюрреалиста и его сюрреального тюленя Саула.

— Самуила какого?

— Сюрреалиста.

— И его…

— Сюрреального тюленя Саула.

— Саула?

Джим кивает.

— Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул?

— Я так и сказал. Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул.

Я снимаю очки, морщу лоб и опять надеваю очки.

— Самуил — это имя чревовещателя? И он к тому же сюрреалист, и поэтому его фамилия — Сюрреалист. Как с Бобом Забавником. Он забавный, и поэтому его фамилия — Забавник. Да, а Веселые Близняшки — они веселые, если тебя увлекают смысловые соответствия.

Джим не слушает. Он лезет в «бардачок» и достает два бокала. Как я понимаю: один — для меня, а второй — для себя. Потом, пошарив копытом у себя под сиденьем, извлекает бутылку шампанского, открывает ее хвостом, скрученным в штопор специально по этому случаю, разливает шампанское по бокалам, выпивает один бокал и швыряет его в снег, потом выпивает второй — и швыряет его в снег.

— И тюлень тоже сюрреалистичный, — говорю я, сделав вид, будто ничего не заметил. — И поэтому его фамилия тоже Сюрреалист. Самуил Сюрреалист и тюлень Сюрреалист.

Джим качает головой.

— Ты все перепутал. — Он опрокидывает бутылку вверх дном и выливает остатки шампанского в снег. — Не ешь желтый снег, — говорит он зловеще. — У тюленя нет никакой фамилии. А есть только имя. Саул.

— Но ты же только что сказал, что его фамилия Сюрреалист.

— Это я про Самуила, — говорит Джим. — Самуил — он ужасно сюрреалистичный, и поэтому его фамилия — Сюрреалист.

— И тюлень тоже сюрреалистичный?

— Тюлень сюрреальный.

— Ну, сюрреальный.

— Ага.

— Но его фамилия — не Сюрреалист?

— Нет. У него вообще нет фамилии. Его зовут просто Саул.

— Тюлень Саул. Или даже Саул Тюлень.

— Без «тюленя». Просто Саул, — говорит Джим. — Его нельзя называть Тюленем Саулом, а то можно запутаться.

— В смысле?

— Тогда номер бы назывался: «Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Тюлень Саул». Ну или «Саул Тюлень».

— Звериные фамилии, — говорю я, задумчиво почесывая очки. — У меня есть приятель, Спот Плектр. У него тоже звериная фамилия.

— Плектр? Не знаю такого зверя.

— Плектр — это не настоящее имя, — объясняю я. — Его настоящее имя — Саймон Конь.

— Конь?

Я киваю.

— Он что, конь?

— Нет. Он человек.

— Тогда почему его зовут Саймон Конь?

— Ладно, забей, — говорю я, барабаня пальцами по электронной приборной панели цвета «синий электрик». — Ну что, прокатишь меня?

Джима не надо просить дважды. Он заводит мотор. Копыто в пол — и мы едем.

— Ух ты! Шустрая тачка.

Джим кивает с довольным видом.

Через пару минут, когда мы пролетаем насквозь весь наш пригородный район, я говорю:

— Ты быстро едешь, Джим.

Он кивает и улыбается. Ветер наигрывает мелодию на его сверкающих зубах.

— Когда я говорю, что ты едешь быстро, я имею в виду: слишком быстро. И что можно было бы ехать помедленнее.

Он молча кивает.

— Джим, ты не мог бы слегка сбавить скорость?

Он сбавляет. Но лишь потому, что мы врезаемся в фонарный столб.

— Ха-ха-ха. — Джим заливается смехом законченного психопата. — Ха-ха-ха.

— Ну вот, довыпендривался, — говорю я, когда моя пневмоподушка немного сдувается. — Это послужит тебе уроком.

— Не послужит. Я каждый день так въезжаю, уже всю неделю. Во что только не бился, а все без толку. В смысле, не служит оно мне уроком. Вот хоть убейся — не служит.

— Погоди. То есть как — каждый день? Только не говори мне, что это призрачная машина. Что на ней можно впилиться хоть в стену, и ей все равно ничего не будет.

— Машин-призраков не бывает, — говорит Джим вполне резонно.

— У тебя что, целый штат автомехаников, которые чинят ее к утру?

— Это было бы не экономно. Я просто беру другую машину.

— И сколько у тебя машин?

— Ровно сто.

— Сто одинаковых спортивных кабриолетов цвета «синий электрик»?

Он скромно кивает.

— И ты каждый день разбиваешь по одной машине?

Он кивает и улыбается.

— Ты — ходячее зло, — говорю я, наблюдая за струйками дыма, что выбиваются из-под смятого капота. — И опасен для общества. Таких, как ты, надо держать в тюрьме.

— Хотелось бы посмотреть, как у них это получится. Уж если они не смогли удержать даже старенькую бабульку, то как они справятся с призраком?

— Сейчас и проверим.

— В смысле?

Я указываю взглядом на зеркало заднего вида. К нам приближается человек в синей форме, попросту говоря, полицейский. Вылитый главный герой сериала «Крутые копы». Мы наблюдаем за ним в зеркало заднего вида, а потом оборачиваемся — и вот он, стоит перед нами. Вполне настоящий, всамделишный.

Полицейский смотрит на машину, на помятый капот, на колеса. Задумчиво чешет свой волевой подбородок, знаменитый на всю страну. Смотрит на меня, безработного сценариста, смотрит на мистера Лиственное Дыхание, ясноглазого жирафа-призрака, который сидит, вцепившись копытами в руль.