Жираф Джим - [56]

— А что там, на заднем сиденье? — спрашивает Воздержанья.

— Где?

— Под снегом.

— А, — говорит Джим. — Я думал, ты спрашиваешь про снег. — Он очищает снег. — Вот. Шоколадка. Большая, размером в сто маленьких.

— А можно я ее тоже возьму?

Джим смотрит на шоколадку, потом — на мою жену, и пожимает плечами.

— Бери, если хочешь.

Когда мистер Пятнистое Лиственное Дыхание сказал, что он может устроить меня на работу в кино, ему бы следовало уточнить, что в его понимании работа в кино — это работа уборщика в кинотеатре.

Я работаю на пару с женщиной из пролетарской семьи, шотландкой по имени Мэгги Магги, и, как и у всех пролетарских шотландских женщин, у нее настоящий шотландский акцент и характерно шотландская речь.

— Берешь енту штуковину и вставляешь сюды, — говорит она мне, вставляя шланг в пылесос. — Потом суешь ентот шнурок вот сюды. — Она включает пылесос в розетку под буфетной стойкой в фойе. — Потом, значиц-ца, жмешь на кнопочку, ну, шобы включилось, и ента… пошел пылесосить. Вот так. — Она включает пылесос и водит шлангом с насадкой по стеклянному ящику для попкорна, подбирая случайные зернышки.

— Как-то оно не особенно гигиенично.

Мэгги Магги пожимает плечами.

— Ну, ента, шобы ты понял, как с ним управляцца.

По окончании уборки фойе мы устраиваем небольшой перерыв на предмет попить чаю, прежде чем приступить к наиболее устрашающей части, а именно — к уборке кинозала. Мэгги Магги достает из кармана передника шоколадную печенюшку и кладет ее передо мной прямо на стол.

Я смотрю на печенюшку, потом — на руки Мэгги Магги.

— У вас грязные руки.

— Я тута работаю тридцать годков, — говорит Мэгги Магги, поднимая свои грязные руки. — Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.

— И что, вам нравится здесь работать?

Мэгги Магги качает головой.

— Тогда почему вы не уволитесь?

— Я тута работаю тридцать годков, — объясняет она терпеливо. — Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.

Я размешиваю сахар в чае.

— Мой сынок тоже тута работал. Кассиром. Ну и ента… стал приворовывать, и его, значицца, погнали с работы. Тока он не виноватый, — говорит Мэгги Магги в защиту сына. — Он ента… присел на наркотики, и ему нужна была денешка… ну, шобы их покупать.

— О Господи, — говорю я уныло, размешивая сахар в своем грязном чае.

После работы Джим заезжает за мной на машине. Я еще ни разу не ездил в его машине, впрочем, как и в любом другом спортивном кабриолете цвета «синий электрик» с электрическими дверцами и электронной приборной доской. Идет снег, но крышу Джим не поднимает, потому что иначе его непомерное самолюбие просто не вместится в салон; так что снег падает прямо на нас.

— Откуда у тебя деньги на такую машину, Джим?

— Нравится, да?

— На мой взгляд, слишком яркая. Я бы лично взял серую или стальную. Как космический крейсер.

Джим смеется и качает головой.

Я поправляю очки. С виду все остается таким же, как было, и я поправляю их снова, приводя в первоначальное положение.

— Джим, ты не ответил на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Откуда у тебя деньги на спортивный кабриолет цвета «синий электрик»?

— Мы запускаем новое шоу.

— Новое шоу?

— На Платиновом канале, Спек. Первый выпуск — в эту субботу. Называется «Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами».

Я морщу нос. На него приземляется снежинка. Я опять морщу нос, и снежинка падает.

— А почему «Опыт с молоденькими танцовщицами»?

— Это опыт, — терпеливо объясняет Джим. — С молоденькими танцовщицами.

— Да, но в каком смысле — опыт? Джим явно не понимает, и я поясняю:

— Эти молоденькие танцовщицы, они в каком качестве здесь выступают? Как объект опыта или же как субъект? Ты с ними вместе познаешь что-то на опыте или ты познаешь на опыте их самих? Или же это процесс обоюдный? Или молоденькие танцовщицы просто делятся опытом с телезрителями, а ты выступаешь лишь в роли ведущего?

Джим пожимает плечами. Сразу видно, что на телевидении он — новичок.

— Хотя ладно, все равно я не буду его смотреть.

— Дело хозяйское.

— Во-первых, оно сексистское. Девушек эксплуатируют.

— Только не во время шоу. Если я даже их и эксплуатирую, то уже после шоу. У себя в гримерной.

— Джим, танцовщицы — не бессловесные вещи, которые можно использовать для своих нужд. Они такие же люди, как я или ты. Ну, то есть как я. И относиться к ним следует соответственно. И ценить их за ум и душевные качества. Ваше шоу — отвратительно, — говорю я. — И я не буду его смотреть ни за что.

— Себе в убыток.

— В каком смысле?

— В том смысле, что каждому телезрителю — бесплатная пицца.

— Бесплатная пицца?

— Это Макс Золотце придумал. За полчаса до начала программы будет реклама, где телезрителям предложат заказать пиццу на дом в ближайшей пиццерии, где есть служба заказов на дом. Они будут платить, как обычно, наличными — курьеру, а потом, ближе к концу программы, на экране замигает номер телефона, и каждому, кто позвонит, вернут деньги за пиццу.

— А почему ближе к концу?

— Чтобы люди смотрели.

— А, ну да. Но ведь они многое пропустят, пока будут дозваниваться.

— Ну и ладно. — Джим небрежно помахивает копытом. — Номер появится на экране как раз перед выходом Боба Забавника.