Жилюки - [197]

Шрифт
Интервал

Изверившись в собственных поисках, бросился к печке в углу. Есть же все-таки хоть что-нибудь у этого паршивца! Соль, спички… Когда-то у них, еще при родителях, в запечье всегда стоял черепок с солью, а в углублении… О! Слава богу, кажется, что-то нашлось. В нише он обнаружил котомку, Павел сгреб ее, будто драгоценность, вынул оттуда щепотку соли, сунул в рот. Глотал ее нерастаявшей. Большего наслаждения, наверное, никогда не испытывал в жизни!.. Так, а это что? Кусочек мыла? Сюда его, в карман… Но где же спички? Неужели старик носит их при себе?.. А что ему! Если курящий, носит.

Вдруг пальцы натолкнулись на что-то твердое, похожее на камешек… Да это же кремень! Кремень!.. Должно быть и огниво… Леший с ними, со спичками, огниво даже лучше. Однако где оно?.. Ага, вот кусочек железа. Теперь все. Пропади пропадом эта землянка. Поскорее отсюда…

Тенью выбрался во двор, запер дверцу и по знакомым тропинкам возвратился в лес. На горизонте уже загорался рассвет.


Пока свозили да складывали сено, Мехтодь Печерога сторожевал в животноводческом лагере. Его служба заканчивалась на рассвете, как только доярки приходили на утреннюю дойку, однако старик не торопился уходить. Дома его никто не ждал, заходить к кому-либо рановато — люди заняты своим, а здесь, возле скота, лишний человек никогда не мешал. Да и женщинам приятнее — не сами по себе, а все-таки в присутствии мужчины. Они вдоволь поили старика молоком, еще и домой наливали в гофрированный фрицевский термос, с которым он не расставался, носил на поясе; бывало, и рубашку кто-нибудь выстирает.

— Вы, дедушка, только Гуралю не говорите, — советовали, наливая ему молоко, — а то отлучит вас.

— Кто, Устимка? — храбрился Печерога. — Да он сам поить будет, лишь бы только сторожил. Ходил я уже, отпрашивался…

— К тому же, — продолжали шутить женщины, — заспанный вы, сторожу так не годится, председатель может заметить.

— Я заспанный? Да я всякую нечистую силу примечаю и от коров гоню прочь…

— Откуда же соломинки на вашей шапке?

— Прикоснулся где-то, наклонился, стало быть, а чтобы спать — боже сохрани.

Собирал в лесу и рубил женщинам дрова, разводил в сложенной здесь же под навесом, плите огонь, согревал воду для мытья-стирки, наводил порядок.

— Женились бы вы, дед Мехтодь. Молодиц вон сколько.

— Жениться, как говорят, не шутка, да справлюсь ли? — отшучивался старик.

— Вы еще ого-го!

— Ого, да не того, — смеялся Мехтодь. — Знаю ведь, что вам нужно…

— Вот бесстыдник старый! — вмешалась Катря Гривнякова, старшая среди доярок. — Шел бы себе домой.

— Еще успею, Катря, — не сердился старик. — Человеку посмеяться — и то на душе легче. Так что не права ты, считай. Наталка твоя другого мнения.

— А при чем здесь Наталка?

— А при том, что ее «хи-хи» да «ха-ха» я каждый вечер слышу у реки.

— С кем же она?

— Это уж пусть она сама тебе расскажет, я не доносчик какой-нибудь… По мне — смеются и пускай себе смеются, весело, знать, людям. А раз весело, то и душа для добра открыта. Вот подумай сама: когда ты смеялась? И как тебе после этого?..

Ныне Печерога был чем-то встревожен. Гураль, нагрянувший на первую дойку и хорошо знающий его характер, спросил:

— Что, дед, насупился? Недоспал, что ли?

— Э-э, Устим, не прав ты, видит бог, не прав, — сокрушенно ответил Мехтодь. — Думаешь, если человек стар, то и душа у него ссыхается и не видит он ничего, не слышит?

— Не думаю так, потому что и сам не молод. Дак в чем же дело?

— Дак как тебе сказать, — не решался старик. — Закавыка со мной приключилась. Ныне утром, когда и доярок еще не было, стою я, знать, вот там, зорюю, туман поднимается, и вдруг вижу — крадется что-то, да такое, что… не приведи господи. Человек не человек, однако в штанах, пиджак вроде бы на нем.

— Человек, значит, — согласился Гураль. — Что же дальше?

— Присматриваюсь я, примером, к лицу, а лица и нет, не видно, все щетиной покрыто, черное, как у дьявола. Я на голову глядь, может, думаю, рога, нет и рогов. Вот тебе и закавыка.

— Ну и…

— Скрылось вон там, в кустах. Я правду говорю, Устим. Я даже перекрестился, отродясь такого не видел.

— Будто долго вам перекреститься, — задумался Гураль. — Вот что, — добавил, — об увиденном никому ни слова.

— Боже сохрани!.. А только страшно мне теперя, Устим, может, это какая нечистая сила к скотине дорогу протаптывает. Дал бы ты мне кого-нибудь в помощь.

— Некого. Спите меньше, вот всякая чертовщина и не будет лезть на глаза.

Обиделся Мехтодь: он здесь, как говорится, жизнью рискует, а над ним еще и насмехаются.

Примерно в обеденную пору, зайдя в лавку послушать, не говорят ли чего о ночном приключении, Печерога дотащился до своей обители. Все здесь было как и раньше, как оставлял, уходя на дежурство: колышек на месте, ведро с водой, стол, скамеечка… Старик намыл молодой картошки, поставил вариться в чугунке и хотел посолить… А вот соли-то и не нашел. Искал, может, думал, второпях не там поставил, однако тщетно. Что за чудеса? Вышел во двор, постоял, дал отдохнуть глазам, осмотрел все сначала и — снова не нашел. «Не наважденье ли какое? — испугался Мехтодь. — Там что-то примерещилось, тута щепотки соли не найду. Может, это уже пора моя подходит?»


Рекомендуем почитать
Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.