Жилище в пустыне. Изгнанники в лесу - [14]

Время от времени меня навещали волки, но, замечая мой большой охотничий нож и чувствуя, что я еще жив, держались на почтительном расстоянии

На четвертый день я направился к источнику. Я настолько уже окреп, что мог ползти на четвереньках, волоча раненую ногу, как зверь с подбитой лапой. Не прополз я и полпути сквозь густые кустарники, как взгляд мой упал на предмет, от которого кровь застыла в жилах; это был свежеобглоданный человеческий костяк, судя по строению кости, принадлежавший не мужчине, а женщине… По всей очевидности, скелет моей…

Это был свежеобглоданный человеческий костяк…

Здесь голос рудокопа осекся, он глухо зарыдал и не сумел окончить фразы. Все слушатели, даже суровые охотники, прослезились. Но Мак-Кнайд уже овладел собой и продолжал:

– Судя по положению скелета, тело было погребено индейцами, что меня сильно удивило, так как это противоречит их обычаям. Я подозревал, что это сделали вы. И в самом деле, после печального открытия я вышел на тропу каравана и, нигде не видя вашего фургона, заключил, что вы побывали на стоянке и пустились самостоятельно в дальнейший путь. Но в каком направлении вы удалились, мне не удалось установить.

Разрешите теперь мне возобновить рассказ с той минуты, когда я набрел на останки моей жены.

Волки извлекли тело из могилы. Я искал вокруг каких-либо следов погибшего ребенка, разрывал руками рыхлую землю, шарил в охапке листьев, которыми вы прикрыли труп, но ничто не напоминало о ребенке.

Тогда я пополз к лагерю. На месте привала я нашел все в точности, как вы нам описали; прибавлю только, что хищные птицы уже расклевывали трупы. Судьба маленькой Луизы оставалась загадочной.

В одном из фургонов сохранился старый ящик, прикрытый всякой рухлядью и уцелевший во время беспорядочного грабежа. Я вскрыл его: в ящике среди другой провизии оказались кофе и несколько фунтов мясных консервов. Это было счастливое открытие, так как с кофе и мясом я смог продержаться, пока не окрепну настолько, чтобы набрать достаточное количество шишек пиньона.

Так прошел целый месяц. Ночью я спал в фургоне, а днем ползал вокруг дерева, собирая шишки. Я лишь смутно опасался возвращения индейцев. Эта область, насколько я знал, не была занята каким-либо определенным племенем.

Достаточно окрепнув, я вырыл яму, похоронил жену и решил покинуть эти мрачные места.

Я находился приблизительно в ста шестидесяти километрах от западной границы Новой Мексики. Но разве одолеть такое расстояние пешком в пустыне не труднее, чем переплыть океан? Так или иначе, надо было собираться. Я сшил мешок и наполнил его поджаренными орешками пиньона – единственной провизией, которая не обременит меня в пути.

Во время дорожных сборов, всецело поглощенный работой, я услышал в двух шагах шум и вскинул голову в тревоге. Но какова была моя радость, когда оказалось, что причиной моего испуга был кроткий мул, медленно направлявшийся к бивуаку!

Животное меня еще не заметило, и я боялся его вспугнуть и обратить в бегство неосторожным движением. Итак, я решил завладеть мулом врасплох и забился в фургон, где, как я знал, валялось лассо. Вооружившись арканом, я спрятался в засаде, рассчитав, что мул неизбежно пройдет мимо; и в самом деле, он шел прямо ко мне. Через мгновение шея животного была захлестнута мертвой петлей, я крепко привязал заарканенного мула к оглобле фургона. Это был один из наших мулов, ускользнувший от индейцев; проблуждав в прериях несколько недель, он набрел на след каравана и вернулся. Если б не я, он, пожалуй, вернулся бы в Сент-Луис, как то часто бывает с животными, отбившимися от каравана. В несколько дней я смастерил седло и уздечку, затем вскарабкался на мула с мешком жареных орехов и пустился в путь на Санта-Фе.

Я прибыл туда через неделю без всяких приключений и вскоре очутился на своем руднике.

Дальнейшая моя история не представляет для вас особого интереса: это повесть о человеке, потерявшем все, что ему дорого. Но вы, мистер Ролф, вернули меня к жизни, сохранив мою дочь Луизу, которую я считал погибшей.

Владелец рудника умолк, а хозяин, вновь наполнив чашки вином, угостил нас табаком для трубок и продолжал рассказ, прерванный неожиданной встречей отца с дочерью.

Глава IX. В пустыне

– Да, друзья мои, невеселое мне представилось зрелище: свирепые, кровожадные волки, собаки, истекающие пеной бешенства, растерзанная мать и пронзительно плачущий ребенок… Волки, завидев меня, обратились в бегство, а собаки подняли радостный лай. Их борьба с волчьей стаей началась лишь после того, как мы отогнали волков с бивуака, другими словами – она была довольно короткой, но все же бедные псы были искусаны в кровь.

Я с трудом оторвал маленькую Луизу от тела матери.

– Проснись, мама! – кричал ребенок; но мать, увы, не могла проснуться…

Получив смертельный удар, она бежала, ища спасения в кустарнике, в сопровождении верных псов, и руки ее, окоченевшие на груди, показывали, что в последней судороге она прижимала к сердцу ребенка.

Поручив труп охране Куджо, я вернулся с ребенком к фургону.

Несмотря на ужас, внушенный ей борьбою псов с волчьей стаей, девочка вырывалась из моих рук и просилась к матери.