Жилище в пустыне. Изгнанники в лесу - [12]

Вне всякого сомнения, спутники наши подверглись нападению диких индейцев. Мы хотели было вернуться, но передумали. Ведь мы находились в самом центре кочевья индейского племени. Если индейцы скрываются поблизости, всякое отступление бесполезно. Но, судя по тому, как трупы людей и животных были изглоданы волками, индейцы ушли довольно давно.

Оставив жену в повозке под охраной полуигрушечных карабинов Генри и Франка, я отправился с Куджо обследовать арену кровавого происшествия. Мы отогнали волков от кровавой добычи; их было не меньше пятидесяти, и держались они от нас на самом близком расстоянии. Мы нагибались к трупам, чтобы опознать товарищей, но лица их были так сильно изуродованы, что мы узнали только одного; индейцы их всех оскальпировали. Мне бросились в глаза осколки бомбы, которая разорвалась посреди стоянки и разнесла в щепы несколько фургонов. Караван наш не был коммерческим и товаров вез немного; однако индейцы похитили все, что, по их мнению, представляло какую-нибудь ценность. Вокруг были разбросаны громоздкие предметы, почти все приведенные в негодность.

Краснокожие, безусловно, отступили в беспорядке. Очевидно, их испугал взрыв ядра с его разрушительными последствиями, которые они приписали не иначе как могуществу «великого духа». Я проглядел все глаза, силясь найти моего друга, молодого шотландца, но среди мертвых его как будто не оказалось. Не было также его жены, единственной, кроме Марии, женщины в караване.

– Несомненно, – заметил я Куджо, – они увели ее живой.

В это мгновение собаки яростно залаяли, а волки в ответ им завыли, словно между ними завязалась стычка. Шум исходил из кустарников поблизости от стоянки. Мы знали, что владелец рудника захватил двух больших собак из Сент-Луиса. Лаяли, безусловно, они. Мы побежали к кустарникам и раздвинули заросли. Продвигаясь по направлению шума, мы обнаружили двух больших окровавленных псов, которые отчаянно отбивались от нескольких волков, не подпуская их к чему-то черному, что лежало в кустах. Это была женщина. Прелестный ребенок обвивал ее шею, испуская вопли ужаса. В одно мгновение мы убедились, что женщина мертва…

Но здесь рассказ нашего хозяина был внезапно прерван.

Мак-Кнайд, один из участников нашего каравана, с напряженнейшим вниманием следивший за нашим рассказом, вскочил и закричал:

– Жена моя! Несчастная жена!.. Ролф, Ролф! Неужто вы меня не узнаете?..

– Мак-Кнайд? – с удивлением отозвался Ролф. – Мак-Кнайд? Клянусь, что это он!

– Жена, несчастная жена!.. – захлебывался Мак-Кнайд. – Я знал, что они ее убили. Позже я нашел ее останки… Но ребенок… Ролф, скажите, что сталось с дочкой?

– Дочь ваша здесь, – ответил хозяин, указывая на черноволосую девочку.

И в то же мгновение шотландец схватил Луизу и осыпал ее поцелуями.

Глава VIII. Рассказ Мак-Кнайда

Трудно вам описать возбуждение, которое поднялось после этой неожиданной встречи. Вся семья всполошилась, все говорили одновременно и, чуть не плача, теснились вокруг Луизы, словно боялись ее потерять. Это опасение, несомненно, возникло в сознании детей, которые вдруг поняли, что девочка им не сестра. Они привыкли считать ее родной сестрой, и Генри, души в ней не чаявший, называл ее черной сестричкой, в отличие от «белянки» Марии.

В центре взволнованной группы стояла черноволосая девочка, потрясенная не меньше остальных, но от природы более сдержанная и отличавшаяся самообладанием.

Коммерсанты и охотники поднялись, поздравляя Мак-Кнайда со счастливой находкой. Они пожимали руку хозяину и его жене, припоминая то, что им приходилось слышать о страшном убийстве в прерии. Старый Куджо прыгал и кувыркался, подхлестывая пантер и собак-волков, и даже звери выли с какой-то дикой радостью. Хозяин удалился в соседнюю комнату и принес большой глиняный кувшин. Поставили чашки и предложили нам отведать какого-то красного напитка. Каково же было наше удивление, когда, пригубив его, мы обнаружили, что это было вино. Подумайте только – вино в пустыне! И даже превосходное вино. Хозяин нам объяснил, что оно выжато на плантации из гроздьев дикой изабеллы, которой изобилует долина.

Когда мы выпили по чашке и уселись, Мак-Кнайд по просьбе Ролфа досказал свою историю, ибо все мы горели нетерпением узнать, каким образом он вырвался из рук индейцев в ту ужасную ночь. Рассказ его был краток:

– Расставшись с вами, – начал он, обращаясь к Ролфу, – в том месте, где сломалась ваша повозка, я погнал лошадь галопом и вернулся к каравану. Дорога, как вы помните, была здесь ровная и легкая, и, так как для стоянки следовало выбрать место где-нибудь у подошвы холма, мы шли по направлению к возвышенностям не останавливаясь. Солнце уже садилось, когда мы достигли ручья, где вы застали опрокинутые фургоны.

Здесь мы разбили лагерь. Вас я не ожидал раньше, чем через два часа, рассчитывая, что никак не меньше времени уйдет на починку сломанной оси. Мы развели костры, чтоб приготовить ужин. Подкрепившись, мы уселись вокруг пылающего хвороста, болтая и покуривая.

Так как никто из нас не предполагал, что вблизи могут быть индейцы, дозорных мы не выставили. Дело шло к ночи, и я уже начинал о вас беспокоиться, думая, что вы собьетесь ночью с нашей колеи. Жену с дочкой я оставил у огня, а сам поднялся на холм, откуда мог обозреть предстоящую вам дорогу. Однако в темноте я ничего не увидел. Несколько минут я простоял, ожидая, не послышится ли скрип колес или звук вашего голоса; но внезапно я уловил протяжный вой и с тягостным предчувствием вернулся к стоянке.