Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [13]

Нарастание опасности, нечистоты по мере удаления от центра освоенного пространства (т. е. дома) проявляется особенно явно на уровне демонологических представлений. Так, например, домовой считается в основном добрым существом, помощником семьи[95]; дворовой имеет более злой нрав и, наконец, баенник (банный, банник, а также его женские соответствия — байниха, обдериха и т. д.) может причинить человеку несчастье, замучить его до смерти, особенно если он пришел в баню «после третьего пара», за полночь[96]. Ср. в этой связи характерный сюжет, в котором фигурируют банник и подовинник (более близкое к человеку существо, так как овины относятся к хозяйственным постройкам): «Банник мужычка хотел отдуть, а мужык-от побежал от нево, а банник за им. Мужык побежал мимо овина: „Подовинник, батюшка, спаси меня!“. Подовинник выскоцил, начил банника хлестать»[97]. Другой причиной, оказавшей безусловное влияние на формирование представлений о бане, была ярко выраженная связь с огнем и водой в их специфическом сочетании[98]. Культ воды и культ огня, переплетаясь, приобретают новые значения, соотнесенные с конечным результатом «борьбы» огня с водой, получившие отражение в текстах типа: «Огонь силен, вода сильнее огня»[99]; «Сестра сильнее брата» (вода и огонь)[100]. Такой финал обусловливает представления об особой опасности бани, в которой огонь уже потух[101]. Указанные особенности (периферийное расположение, специфическая связь с водой и огнем) послужили основой для формирования представлений о бане и предопределили ее особую роль прежде всего в обрядах жизненного цикла (родильных, свадебных, похоронных)[102], гаданиях и других формах ритуализованного поведения, связанных с различного рода перемещениями человека в физическом и социальном пространстве.

Ритуальная нечистота бани подчеркивается в системе христианских верований отсутствием икон, что само по себе является значимым (ср. пример обратного осмысления: «Баня считалась местом обитания нечистой силы, так как в бане не вешали икон»)[103].

Несчастливым местом у белорусов считался спорный участок земли. Если дом построить на таком участке, то в нем «пойдут клянбены» (ссоры)[104]. Это представление интересно прежде всего тем, что являет собой пример осмысления обычно-правовой ситуации в ритуальном контексте[105]. Конфликтная ситуация расценивается как нежелательная. Такая оценка соответствует основной особенности функционирования ритуала, которая, по-видимому, заключается в том, что ритуал отрицает самою возможность нежелательного (с точки зрения данного коллектива) результата.

Места, где были обнаружены человеческие кости, считались непригодными для постройки дома в силу ряда обстоятельств. К их числу относится культовое почитание мест захоронения и одновременно представление об их опасности (ср. сказанное выше о запрете рубить деревья, выросшие на могилах). Идея особенной опасности человеческих костей (не покрытых землей или извлеченных из земли) отразилась в распространенном поверье о так называемой «навьей (т. е. мертвой. — А. Б.) косточке», которая «бывает причиною беды, смерти, никогда не гниет в трупе и родится оттого, коли кто в навий день перелезет через забор»[106]. Интересно, что представление о навьей косточке оказывается непосредственно связанным с нарушением пространственных запретов, актуальных как для дней поминовения покойников, так и в рассматриваемом ритуале.

Следующее несчастливое место — «где меньше всего прицинается статык на пасьви» — характеризуется связью с идеей размножения, плодородной силы, которая традиционно соотносится с домашними животными (см. подробнее ниже).

Ранения, болезни, поломки созданных человеком предметов, наводнение, пожар совершенно однозначно маркируют ту часть пространства, на котором это случилось, причем соответствующий прецедент становится нередко определяющим признаком данного места в системе топографических представлений.

Счастливым местом считается то, на которое ложится отдыхать рогатый скот. На Украине зарегистрированы случаи, когда выбор места для строительства хаты предоставляется рогатому скоту: «Выпускают с этой целью скот из загороды и оставляют его ходить на свободе до тех пор, пока он уляжется пережевывать жвачку. То место, где скот улегся, и считается самым благоприятным для постройки хаты»[107]. Рогатый скот в славянских ритуально-мифологических системах чаще всего фигурирует в сюжетах, построенных на обыгрывании противопоставления дом (двор) — лес. При этом скот соотносится с первым членом этой оппозиции, как животные, освоенные человеком, ставшие «культурными», что позволяет в менее развернутых и более семиотичных сюжетах использовать образ скота в качестве символа дома (двора), хозяйства и т. п. Как нам кажется, именно с этим кругом идей связано представление о месте, на которое ложится рогатый скот. Стоит также обратить внимание на то, что не всякий скот маркирует место подобным образом, а только рогатый скот. Именно рогатому скоту приписывается плодородная, производительная сила[108]. Существуют данные об использовании рогов зверей в качестве фундамента культовых сооружений (в частности, святилища Сварожича-Радгоста)