«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева - [26]

Может быть, потому, что, по версии следствия, погибла от рук своих же «побратимов-майдановцев». И случай этот был далеко не единичным. В информационном пространстве в начале ноября 2018 года, уже после смерти Гандзюк, сообщалось, что только за последние полгода до этого события были убиты больше полусотни майданных активистов. Большинство из них погибли в чисто бандитских по виду и исполнению разборках с такими же, как они, «ветеранами АТО». Практически одновременно с нападением на Гандзюк в соседнем Геническе расстреляли бывшего бойца батальона «Донбасс» Виталия Олешко по прозвищу «Сармат». Подозреваемых в убийстве задержали — тоже «атошники», но из другого батальона. В те же дни — убийство еще одного добровольца из «Донбасса», Константина Козакова в Харьковской области, которого, как подозревают, задушили собственные сослуживцы. Незадолго до этого взорвали автомобиль бывшего руководителя майданной организации Штаб Нацзащиты экс-Днепродзержинска Виталия Чернявского — он пересел на бронированный, видимо, опасаясь, что это не последнее покушение. И это — резонансные преступления, а происшествия типа «что-то не поделили, один из участников конфликта, бывший «атошник», достал гранату, привезенную с Донбасса, и вырвал чеку…» стали чуть ли не рядовыми в украинской криминальной хронике…

Еще одна запомнившаяся встреча в Херсонском СИЗО — примерно в одно время со мной там оказался бывший оператор киностудии им. Довженко Олег Саган, автор нескольких документальных фильмов. Его обвинили по той же статье, что и меня, — в «покушении на территориальную целостность Украины». Он сидел этажом выше, мы несколько раз пересекались на судах и следственных действиях в управлении СБУ. В апреле 2019 года он написал из тюрьмы письмо «Крик о помощи», адресовав его ОБСЕ и правозашитникам.

Это письмо опубликовано, там есть такие слова:

«Десятки моих обращений за медпомощью в медпункт СИЗО, больницы и к врачам скорой помощи по приказам работников СБУ оставались без внимания врачей. Есть многочисленные доказательства предвзятого отношения врачей и сговора с работниками СБУ (список доказательств). Кульминацией этого стала трагикомедия 7 апреля, когда начальник медслужбы СИЗО забыла у меня под мышкой термометр, забыла измерить пульс и прослушать сердце и лёгкие при подозрении на инфаркт (меня принесли двое заключённых с приступом сердца). Термометр под мышкой вызвал хохот у 22 заключенных, когда я принёс его в камеру. О предвзятом отношении ко мне со стороны СБУ и к пыткам психофизического воздействия относятся следующие факты:

…Если в камере количество заключенных больше, чем количество коек, то 5–6 человек спят по очереди. В моей камере 18 коек. Круглосуточно работает телевизор, что является пыткой страшнее тех, что изобрели в тюрьмах 100 лет назад. Раньше пытали звуком и светом. Теперь телевизор сами заключённые включают на полную громкость даже в 3 часа ночи… Никто не протестует.

После двух лет такого заключения мой сокамерник, освободившись, не мог ходить и говорить, ведь туалет тоже пытка, отсутствие воздуха — пытка, отключение света и воды ежедневно — пытка и т. д.»

* * *

И эти слова — тоже правда о херсонском СИЗО и «крымском» управлении СБУ. Несмотря ни на что, я и из тюрьмы вынес новый ценный опыт. Кроме прочего, я убедился на примере своих сокамерников, что люди, даже обвиняемые в совершении тяжких преступлений, способны жить по законам здравого смысла. Это было началом моего путешествия по украинским тюрьмам и самым длительным этапом моей тюремной эпопеи.

* * *

Тюрьма, конечно, не лучшее место для новых встреч и знакомств. Но даже здесь они могут быть интересными и рассказать о людях много неожиданного, принося новый опыт общения. Банальная мысль, но для меня она — просто часть того, чем жил год с лишним.

Глава 7

Теперь я хочу рассказать о сотрудниках СБУ и прокуратуры, тех, кто вел моё дело, — какое они произвели на меня впечатление и какие выводы о ситуации в украинских силовых структурах напрашиваются из общения с ними.

Главой следствия — а дело вела целая следственная группа — был начальник следственного отдела Крымского управления СБУ майор Андрей Просняк. На 20 лет моложе меня. Относился ко мне достаточно корректно и иногда даже вежливо. Пытался иногда «залезть в душу», но взаимопонимания с моей стороны не встретил.

Я мало общался со следователями на стадии самого следствия, поскольку сразу заявил, что в соответствии со статьей 63 Конституции Украины пользуюсь правом не свидетельствовать против себя и своих родственников. Таким образом, я отказался от каких-либо допросов и следственных действий. «Следаки» были к этому готовы — это очень распространённая тактика. Когда человек попадает в тюрьму, за редким исключением, предпочитает не сотрудничать со следствием на предварительном этапе. Если разговоры и начинаются, то уже во время судебного следствия. Поэтому никто и не настаивал на допросах.

По поводу майора Просняка надо сказать ещё вот о чем. Как известно, в мае 2018 года Следственный комитет России в связи с моим арестом возбудил уголовное дело «по факту воспрепятствования законной деятельности журналиста и привлечения заведомо невиновного лица к уголовной ответственности» (статьи 144 и 299 Уголовного кодекса РФ). В январе 2019 года СК России открыл еще одно уголовное дело по части 2 статьи 144 и части 2 статьи 299 УК РФ в отношении начальника следственного отдела Главного управления СБУ по Крыму и Севастополю Андрея Просняка — российские следственные органы сочли его причастным к моему незаконному аресту. Затем оба этих дела были объединены в одно.